Лиственница - [3]

Шрифт

Интервал

А ночью по звёздам без труда отыщет

Путь, ведущий к развалинам Гур-Эмира…

Ведь и поныне на всей земле нет города краше,

Богаче и величественнее столицы Тимура.

Судите сами: тысячи туристов

Толпятся на ладонях гостеприимного Регистана.

Выброшу краски из плоской жестянки

такой акварельной.

За змеем воздушным помчусь

и повисну на проводах.

Ах, мне не хватает дыма и глины Ташкента,

необъятного неба его и пустой пиалушки в руках.

* * * * *

Тбилиси – Москва – Ташкент, 1975/1980

Чужая речь

Нас музыка от гибели спасёт.

Так мнится, но, увы, надежда тщетна.

Рассеянное небо безответно,

И тишина над облаком плывёт.

За лесом тает день. Стремится лист

К земле. О, терпкое безмолвье.

Чу! сумерки стоят у изголовья,

И, засыпая, слышу тонкий свист.

Но не пойму – кто там скребётся в дверь:

Гость италийский, мышь или блудница?

Иль это сон златой по мне струится,

А грудь сдавил мохнатой лапой зверь?

Слабеет время, и чужая речь

Беспомощному горлу неподвластна.

Немыслимейший изо всех соблазнов,

Но в немоте я обречён стареть.

В каморке тесной, вдалеке от тех

Просторов нежных, горячо любимых,

Гор азиатских, неба и пустыни,

А в памяти последний меркнет свет.

И всё-таки узнать бы я хотел:

Где Родина? Где довелось родиться,

Где дух мой ныне жалобно томится,

Иль там, где тело обретает свой предел…

* * * * *

Черноголовка, 1976

«В феврале начинается весна…»

Посвящается Юре Полякову

В феврале начинается весна.

Воздух делается чистым и прозрачным.

И высокий приветливый день

до краёв наполняется солнцем.

Всё это сообщает прогулкам

неизъяснимое и ласковое очарованье.

И казалось бы, всё прекрасно. Однако,

то ли размах предстоящей работы,

то ли предчувствие перемен

и собственная непричастность —

что-то мешает мне по-настоящему наслаждаться…

Нет, правда! Раньше я любил весну как-то лучше.

Всегда связывал её с весной в Италии,

с воспоминаниями детства,

Чего-то ждал, смутно надеялся, радовался жизни…

…

Неужели я всё дальше отхожу от Бога,

и время необратимо?

* * * * *

Черноголовка, 1974

«Хочу говорить только простые слова…»

Хочу говорить только простые слова,

Хочу жить один

и ни с кем не знаться.

А потом ещё куда-нибудь уехать,

Так, чтоб было лето,

и я мог спокойно гулять по дороге.

Неподалёку располагается лес.

Близится вечер; и совсем не жарко.

Но пока я иду,

на потемневшем небе проступает месяц,

и я нехотя поворачиваю обратно.

* * * * *

Черноголовка, 1973

Цикл

Охотник день-деньской. Длинноты – чудеса.

Но всё же палочка моя волшебная:

Щербинка. Солнышко. Прослушанная тишь.

Слово скажешь, и хочется спать.

Шорох уличный, вспыхнув, затих.

К поперечной прохладе приник

Мальчик. Мальчик моей наилюбимой мечты.

III

И я помню просторную степь

В летнем окошке моего тела.

Так уж случилось, что я очень разросся,

И вот удивлённо вслушиваюсь:

Там, в бескрайних просторах,

шелестит ковыль

темнеет воздух,

шелковистые гривы ветер колышет —

идут кобылицы.

Я иногда люблю короткую строку;

Всегда обожаю длинную, неправдоподобно длинную, и ещё длинней.

А нормальная средняя строка – мне попросту никогда не удавалась.

* * * * *

Черноголовка, 1974

«Тревога, иволга, трава…»

Тревога, иволга, трава —

тропинка тройственного узнаванья.

Найди себе любимые слова,

говори их едва-едва,

словно какое-то чудесное заклинанье.

Ведь чем запутанней повествованья нить,

тем оно таинственнее и нежнее…

и если кто-то там станет бубнить,

дескать, в смысл сокровенный он не проник, —

то о таком никто и не пожалеет.

Я сам ужасно мучаюсь строкой:

«ядовитая прелесть прошедших времён»,

но для моих стихов этот размер уже чужой;

скорее захлебнусь одиночества ржавою водой,

но не хочу совсем никаких перемен.

* * * * *

Черноголовка, 1975

«Смотрящийся со стороны…»

Смотрящийся со стороны.

Оплывающие зеркала темны.

Всё та же мелодия моей вины

Под небом пасмурной страны.

Но окончанием зимы —

Воздушный змей. И путь размыт.

Весна нежностью мутит умы,

А страх отброшен и позабыт.

И хоть мы рождены впотьмах,

Не мешало бы выглянуть на свет,

Где в серебристых, островерхих тополях

Уже хозяйничает тёплый ветер.

Где чёрный, промокший на холоде урюк

Вдруг взял, да и выбросил цветочков горсть,

А строгое соседство снежных гор

Нам утром приоткрылось вдруг.

Где детский разноцветный гам

Воздушным змеем на верёвочке живёт,

И когда дождик глиняный идёт

Небо плоское так и льнёт к домам.

Смотрящийся со стороны…

Последний скрежетнул трамвай.

Собак не утихает громкий лай,

Солёными слезами глаза полны…

* * * * *

Ташкент 1974

«Источник тёмной красоты…»

Источник тёмной красоты —

Внимающие мне два зрачка;

Я словно прикоснулся невзначай

Небесной и округлой пустоты.

Или в самом небе утонул:

Не переставая, дрожит ласточка моего языка.

Ступенька тучи страшно высока,

А в воздухе разлит какой-то смутный гул.

Неправда! Всё лишь тщетные мечты.

Куда ни кинься —

Страх встречает у ворот.

Рыданием свело опухший рот.

Но почему же умирать тогда не хочешь ты?

Пространство солнечного луча —

Мне служит утешением от невзгод,

А ночью мотыльков слепой полёт,

Да вербы за окном оплывшая свеча.

Христос воскресе!

Ах, правда, ведь воскрес Христос.

Для поцелуя всякая подставляется щека.

В моей руке на мгновенье задержалась твоя рука,

И удивленье язычком пламени к небу поднялось.

* * * * *

Ташкент 1974

«И от того, как я тебя люблю…»

Продолжить чтение