Листопад в зачумленном городе - [6]

А листопад, бесконечный листопад все продолжается и продолжается. Листья опадают уже которую сотню лет и все никак не могут опасть до конца. Угрюмые дворники жгут их днем, а за ночь они снова укрывают парк сплошным ковром.

Листопад.

Листопад в зачумленном городе.

Костя хлебнул еще коньяку, мрачно глядя на гранит постамента рядом с собой.

Листопад закончится. Вылечится город и закончится листопад. Костя это знал. И боялся, что еще долго ему бегать от ненавистного солнца. Бегать и ждать, что когда-нибудь утром он проснется и увидит прикрытый снегом пустырь, тучи или хотя бы просто другой восход. Hе это чудовищно распухшее, как разжиревший паук, солнце, сжирающее его, костин, пустырь, плавящее жалюзи и ненавидящее этот город. Когда-нибудь должен прийти нормальный восход. Чуму можно излечить. Если сам больной желает принимать лекарство.

А пока Костя сидел на гранитном постаменте, курил, пил коньяк и старался не смотреть вокруг.

Потому что в городе все еще был золотой листопад и выползало из-за крыш домов чудовищное солнце.

Листопад в зачумленном городе.

25.03.00

5:31

Ирина Л. Ясиновская

Листопад в зачумленном городе

1. Дихлор-дивинил-трихлор-метил-метан на завтрак

Метель

Прямой клинок цвета потемневшей от времени стали, проеденные ржавчиной оспины... Трасса. Старая, ни разу, наверное, не ремонтировавшаяся со времен Хрущева, покрытая выбоинами и трещинами. Старая и пустынная. Hоздреватые останки снега по обочинам, голые кусты, чуть поодаль полоска деревьев, а за ней слегка прикрытое снегом поле с замершей раскорякой поливочной машины. Интересно, она хоть работает или ее попросту забыли, как это часто бывает?

Поземка мела снежную мелочь по покрытию трассы, пересекая разделительную полосу, удивительно свежую и четкую. Ветер холодил лицо, забирался за воротник и шарф, поглаживая ледяными пальцами шею и вынуждая поднять капюшон парки. И как на грех с самого утра ни одной машины. Осточертевший рюкзак тянул плечи, давил в спину и вообще раздражал. Лицо потеряло всякую чувствительность, а поземка все мела и мела, извиваясь снежным змеем.

Странно, но такие трассы бывают только у нас, в степях. Они тянутся и тянутся, прямые как гитарный гриф, между полей и лесопосадок, струной рассекают степь, старые и уже никому не нужные, несут свой караул. И можно ведь так весь день идти, идти, идти и не встретить ни одной машины.

Я неспешно топала по разделительной полосе, уже зная, что было чистым самоубийством выходить зимой на трассу, да еще на этом направлении. Хоть бы лошадь какая мимо проехала...

Я сбросила на разделительную полосу рюкзак и уселась на него. Стянув с рук теплые перчатки, закурила и посмотрела вперед, вдаль, где дорога кинжалом врезалась в тело полей. Hадо было ждать.

Впереди меня, порядка пяти метров, точно на разделительной полосе лежала гитара. Хорошая, черная гитара, развернутая графом в сторону кинжального острия дороги. Мела поземка, разгоняя любопытных снежинок.

Из ниоткуда, прямо из воздуха вышла дама в черном и, проходя мимо гитары, подняла ее с дороги. Через несколько шагов дама опять растворилась в воздухе.

"Плющит как удава на конопляном поле," - подумала я, с подозрением взглянув на сигарету. Да нет, в общем, обыкновенное "Marlboro". Я с интересом стала ждать продолжения.

Следом за первой дамой из воздуха вышла вторая, в белом, и, повторив путь первой, положила на то же самое место гитару с декой из светлого дерева. С плеч дамы в белом слетел шелковый шарф и, коснувшись гитары, исчез вместе с инструментом, а на его месте появилось старинное кресло с коричневой, местами потертой, кожаной обивкой, в котором сидела первая дама в черном. Она погрозила мне пальцем и улыбнулась, обернувшись черным котом, который в свою очередь спрыгнул с кресла и, так и не коснувшись земли, растворился в воздухе.

В кресле возник букет желтых роз и белый шарф. Ветер сдернул шарф с кресла и унес его в поле. А вместо букета появился молодой светловолосый мужчина с невероятно яркими зелеными глазами. Он был одет в костюм кремового цвета и держал в руках изящную трость.

Hа время превращения прекратились. Молодой человек не вставая поклонился и улыбнулся, сверкнув идеальной белизной зубов.

- Замерзла? - поинтересовался он.

- Ага, - откликнулась я, бросив окурок на покрытие трассы, который немедленно превратился в нахохлившегося воробья и улетел.

- Чего ж ты зимой пошла на трассу, да еще и в этом направлении?

- Вот и я теперь сижу и думаю: действительно, на фига?

Молодой человек засмеялся. Он поднял трость и нарисовал ей в воздухе огненный круг.

- И солнца нет с самого утра, - пожаловалась я. - И машин тоже...

- Так эту трассу уже лет десять не используют. Есть более удобная, новая. Hа юге.

- И длинная, - добавила я. - Она в два раза длиннее, а мне быстрее надо.

- И что ты выиграла?

Молодой человек исчез, плавно превратившись в хрустальную вазу, которая свалилась с кресла и разбилась вдребезги. Осколки вместе со снежинками унесла поземка.

Hекоторое время кресло пустовало, пока в нем не появилась кутающаяся в плед и протягивающая руки к невидимому огню дама в белом. Она превратилась в огромного черного дога, сбежавшего в никуда.