Листая страницы сербской истории… - [60]

С другой стороны, город, каким бы он ни был, сконцентрировав в себе все элементы той культурной инфраструктуры (церковь, школу, рынок), провоцировал интерес. Грамотный священник, учитель и приехавший издалека купец расширяли детский кругозор. В почву аграрного статичного мира Город бросал семя познания. Отец, Пётр Пашич, как человек по тем временам относительно просвещённый и обладавший известным материальным достатком, понимал всё значение образования, направив старшего Николу по его стезе. Младшему же Найдану был уготован иной путь: он был отдан в учение к дядюшке Йовану, дабы затем продолжить семейное дело.

Успешно закончив начальную школу и полугимназию у себя на родине, Никола Пашич для завершения гимназического курса отправился в бывшую сербскую столицу – Крагуевац. И вот тут-то настали трудные времена: в 1862 г. отец неожиданно умер, а мать, оставшись с двумя детьми на руках, не могла его содержать. Но тяга к знаниям у Пашича была столь велика, что победила свалившиеся на него финансовые невзгоды. Подрабатывая репетиторством, он блестяще окончил гимназию. Именно тогда впервые проявилась важнейшая черта его характера: стремление к цели и достижение её во что бы то ни стало. Следом настала очередь столичной Великой школы (университета) – в 1865–1867 гг. он учился на её техническом факультете. Учился, и опять весьма прилежно, несмотря на всё те же материальные проблемы. Впрочем, иначе и быть не могло – привыкший рассчитывать исключительно на свои силы, Пашич студенческой поры был уже человеком житейски зрелым, хорошо знающим, чего он хочет. Трудно точно определить, когда закончилась его юность. В ноябре 1867 г., окончив технический факультет, Никола Пашич обратился к министру просвещения Сербии Косте Цукичу с «покорнейшей просьбой» включить его в число государственных стипендиатов и направить в Европу. В феврале следующего года министерство удовлетворило прошение Пашича и определило ему для завершения образования Высшую политехническую школу в Цюрихе – знаменитый Политехникум[26]. Уже в начале марта он выехал в Швейцарию…

С каким же внутренним настроем наш герой покинул родину?

Очевидно, что из детства и отрочества он вынес укоренённость в традицию и чувство принадлежности к роду (как в узком, так и в широком смысле), житейскую крепость и достоинство свободного человека; а кроме того, так свойственные взрастившему его патриархальному миру авторитаризм и одномерность мышления. Присовокупим ко всему отличное психическое здоровье и железные нервы. Хотя последнее может быть отнесено к заслугам природы. Выпавшие в раннем возрасте невзгоды – смерть отца и связанные с ней денежные затруднения – научили его преодолевать их и только усилили присущую ему с ранних лет целеустремлённость, которая позднее нередко принимала черты не агрессивного, но стойкого фанатизма.

Весь этот набор личных качеств позволил Пашичу со временем стать крупнейшим сербским политиком и притом избежать судьбы многих иных политических «звёзд» на непредсказуемом балканском небосклоне – бурно вспыхнувших, но столь же быстро погасших. Один из немногих, он так и остался на нём долгожителем. Как заметил Слободан Йованович, «его успех, возможно, объясняется именно тем, что он заметно отличался от своей среды»[27].

Но, спрашивается, что же конкретно отличало Пашича от его коллег по «цеху»? В поисках ответа снова обратимся к размышлениям графа Сфорца. Они для нас тем более бесценны, что происходят от человека, во-первых, глубоко заинтересованного, а во-вторых, – иностранца, который Николу Пашича наблюдал со стороны, оценивая рационально, в отличие от многих земляков, лишённых такой возможности, поскольку они его скорее чувствовали изнутри, что давало их взгляду немалый субъективный заряд. Итак, слово итальянскому дипломату: «Я очень быстро понял, почему меня так притягивал духовный лик Пашича, – он представлял собой какую-то странную смесь из, казалось бы, взаимоисключающих элементов: одну половину составляла лихорадочная и целенаправленная активность Запада, а другую – фаталистическое и углублённое в себя спокойствие Востока»[28].

Правы их сиятельство: именно этот «сплав», на первый взгляд, никак не соединимых начал (вспомним хрестоматийно-киплинговское: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись…») помогал Пашичу успешно довести до конца многие свои планы и, в конце концов, оказаться «на коне», а с другой стороны – относительно спокойно переживать неудачи и опасности, непонимание и клевету, чем также была богата его бурная жизнь. Особенно ярко данное свойство Пашича проявлялось в экстремальных ситуациях. И, в частности, в эмиграции, куда он отправился после поражения Тимокского восстания осенью 1883 г. Этот пример особенно показателен.

Но для начала вспомним, что же, собственно, привело его к бегству за границу.

* * *

Как известно, начинал Никола свою карьеру с барабанным боем, как «левак», заговорщик и бунтарь. Друг русских нигилистов (коих в Цюрихе было несть числа), он взял от них идею неповторения пути Западной Европы, чреватого для его земляков разрушением традиционной культуры и отчуждением от национального бытия. Первые сербские социалисты, как он сам признавал, «страшились европейского духа и выступали за сохранение и развитие народных особенностей, дабы не идти во всём по пути Европы»