Листая страницы сербской истории… - [147]
Этим решением были значительно сужены возможности югославской дипломатии, а канал коммуникации Белграда с ООН начал действовать в одном направлении. В этом случае её интересы должна была бы представлять какая-нибудь страна. Но Россия, единственная годившаяся на эту роль, от неё отказалась. А. Козырев фактически поддержал бесправие Югославии перед международными организациями. Не оказывая помощь населению Сербии и Черногории, А. Козырев подчеркивал, что Россия «стремится оказывать помощь и населению других бывших югославских республик», приняла «меры по развитию взаимодействия с новыми государствами, с близкими нам народами южных славян», учредив посольства РФ в Словении и Хорватии, обсуждая соглашения об экономическом сотрудничестве с ними, а также с Македонией, Боснией и Герцеговиной[353].
Россия не смогла предотвратить исключение Югославии из СБСЕ, доказать контрпродуктивность постановки вопроса об изоляции Югославии от международных организаций. Югославии пришлось самой заявить о своем неучастии в СБСЕ в связи «с необъективным и предвзятым отношением большинства участников СБСЕ к СРЮ».
Серьёзной ошибкой российского МИДа было то, что он начал связывать своё участие в урегулировании югокризиса с системой власти в Югославии, требуя ухода «национал-большевиков» и их лидера С. Милошевича, мечтая о победе так называемых конструктивных сил. Позиция была очень удобной: этим можно было оправдать свою пассивность, а также продемонстрировать «демократизм». Недальновидность такой позиции проявилась уже в декабре 1992 г. после очередной победы С. Милошевича на парламентских выборах, когда МИД вынужден был менять линию поведения. Пришлось нашим дипломатам работать и вести переговоры с С. Милошевичем.
Третий период (1993–1995 гг.) характеризовался попытками включиться в формирующуюся систему европейской безопасности, в мировое сообщество в качестве равноправного демократического государства. Для этого в условиях тяжелейшей обстановки на Балканах Россия полностью согласилась с выбранным США и другими западными партнёрами путём.
Напомним, что это был период активной фазы обсуждения плана Вэнса – Оуэна и начавшегося давления на сербскую сторону; включения США в переговорный процесс с их претензией на лидерство в нём; подготовки Североатлантического альянса к использованию своих военно-воздушных сил для военных операций в воздухе (1993); период энергичных действий Контактной группы и перехода к жёсткой доктрине принуждения к миру (1994); изоляции сербов в Боснии и Герцеговине и давления на Белград, подписания Дейтонских соглашений (1995). Сам по себе это период повышенной активности международных организаций. Но многое не получалось. И Россия нужна была для выполнения деликатной функции принуждения сербов к уступкам. Российская дипломатия осуществляла политическую активность в дозволенных ей границах, выполняя роль инструмента давления на сербскую сторону, когда никто другой уже не мог повлиять на несговорчивых сербов. Основными характеристиками внешней политики России этого периода были её несамостоятельность, зависимость от ведущих стран, прежде всего Америки. В качестве ответной меры на уступки А. Козырев предлагал Югославии снятие санкций, сербам в Боснии – самоопределение, конфедеративный союз с Сербией. Москва ещё пыталась использовать своё историческое влияние на Балканах, но всё больше и больше теряла образ справедливого и сильного государства, пекущегося о своих собственных интересах, о равновесии и взвешенности в европейских международных отношениях. Россия участвовала в урегулировании, выполняя, главным образом, волю других. Российская дипломатическая миссия на Балканах в этот период нанесла большой урон российско-югославским отношениям, традиционному престижу и влиянию России в этом регионе.
Запад, внутренне опасаясь просербской позиции Москвы, был доволен тем, что удалось достичь «очень высокой степени гармонии и единства взглядов» в подходе западных стран и России к югокризису. По мнению лорда Оуэна, «Россия сыграла весьма конструктивную роль в дипломатическом процессе. Она не воспользовалась своим правом вето, хотя Ельцин испытывал сильный нажим со стороны правых националистов»[354].
Но спокойствия МИД не испытывал, поскольку против его позиции выступало общественное мнение, не дремал парламент. С июня 1992 по сентябрь 1993 г. Верховный Совет семь раз обращался к югославской теме, вызывая каждый раз нескрываемое раздражение МИДа, поскольку на заседаниях обнародовались факты зверств над сербским населением, поставок вооружения хорватам и мусульманам в обход эмбарго, критиковалась позиция российской дипломатии, указывались все её просчеты и ошибки. И хотя министерство было достаточно самостоятельно в проведении внешней политики, тем не менее, Верховный Совет постоянно «мешал» МИДу, будоражил общественное мнение. С каждым новым заседанием парламент становился всё компетентнее в югославском вопросе, выступления – менее эмоциональными, но более аргументированными. Несмотря на партийные и идейные разногласия, росло единство депутатов по балканской проблеме. Последнее постановление Верховного Совета «Об угрозе эскалации войны на территории бывшей Югославии» от 29 апреля 1993 г. было принято единогласно.
