Лисьи листы - [46]

— Ратина, — поправила я, — Сатин у пролетарского писателя Горького был.

— Вы это о чем? — проявил интерес наш поклонник, взобравшись на водительское место.

— Да так, про книжку одну…

— А… А я думал: про меня. У меня ж Ратин фамилия.

— А вместе получается — Бу Ратин, да? Буратин! — я не сдержалась и довольно невежливо расхохоталась.

— Чего это она? — обиженно обернулся тезка сказочного персонажа.

— Не обращай внимания, — успокоил его Хитч, — Просто в нашей стране есть сказка про человека с таким именем…

Но объяснить он ему уже ничего не успел, да и мне резко стало не до смеха. Мотор автомобиля неожиданно взвизгнул, как собака, которой наступили на лапу, что-то под нами заскрипело и заскрежетало, и внезапно утративший свой здоровый румянец пыс прошептал:

— Тормоза… И руль болтается… И газ… Вот ведь буква «Ц»! Гремлины!

Машину мотало по обледенелой дороге. Казалось, что она несется всё быстрее и быстрее. «Вот и всё моё счастье!» — невольно мелькнуло у меня в голове. Хитч прижал меня к себе, и даже сквозь куртку мне было слышно, как колотится его сердце. Страшнее всего было вот так просто сидеть, не в состоянии ничего предпринять, и ждать неминуемого конца. Вот тебе и возвращение домой, вот тебе и Новый Год!

Мелькнули столбики знакомой остановки, и тут же автомобиль закрутило на месте, развернуло, и мы помчались прямо на тротуар и дальше — на стену дома… перед которой зыбким маревом качалась та самая «опасная  дверь». Лишь бы не промахнулись! Одной рукой я инстинктивно вцепилась в Хитча, другой — в плечо сидящего впереди Бу и судорожно зажмурила глаза. Удар!

… и тишина. Как выяснилось, ударилась я мордой о собственные коленки да так, что здорово рассадила себе нижнюю губу. К счастью, хотя бы копчик, на который я плюхнулась, не болел: сугроб и толстое пальто отлично смягчили моё приземление.

Я сидел в снегу, справа от меня пытался подняться на ноги Хитч, а сзади сквозь открытую дверь были видны оранжевые отсветы полыхающей машины.

— А как же Бу?! — хрипло спросила я неизвестно кого, — Он же не мог пройти через дверь. Он что — ТАМ остался?!

И так до боли мне стало жалко этого неуклюжего и нелепого, но в сущности, доброго и симпатичного человека, что я, наверное, разревелась бы, но… Буквально в двух шагах от меня крупный сугроб зашевелился, рассыпался, и оттуда донеслось приглушенное:

— Вот ведь буква «Ц»! Куда это нас..?

— Вон твой Бу, — констатировал Хитч, протягивая мне руку, — Выкарабкивается… Ты что, сразу не заметила?

— Что?

— Он же из ваших, только не обученный совсем. Я думал, ты именно поэтому так в него перед дверью вцепилась…

— Я вообще «наших» отличать не умею. Старик обещал показать, да так и не собрался…

— Правильно, зачем бы это тебе, — усмехнулся мой напарник, — Это ж так скучно: уметь то, что все подряд умеют! То ли дело — двери на пустом месте открывать!

Наверное, я бы тоже сказала в ответ что-нибудь ядовитое, и мы на радостях от чудесного спасения крупно поссорились бы, но в этот момент к нам, увязая по колено в снегу, подошел Бу.

— Ничего не понимаю, — пожаловался он, — Машина-то где? Или мы уже померли?

— А вокруг — типичный рай, — фыркнула я, — Давайте для начала выберемся, отряхнемся, а потом уже поговорим.

Мы вылезли на дорогу, кое-как вытряхнули снег (а набиться он успел всюду, куда только можно), пристроились на ступеньках здания с надписью «Клуб» и закурили. Пока я в общих чертах пыталась изложить Бу ситуацию (он слушал, как ребенок, полуоткрыв рот, и только иногда слабо пожимал плечами от недоумения), Хитч озирался вокруг с видом человека, мучительно пытающегося припомнить, куда это он попал.

— Погоди, — прервал он мою речь как раз тогда, когда я пыталась объяснить отличие «опасных» дверей от всех прочих, — Ты вот говорила, что это не наш мир. А с чего ты это взяла?

Я переключила свое внимание.

— Во-первых, тут снег зеленый. Сейчас ночь, не видно…

— Так, а еще?

— А еще, — скорчила гримасу я, — мы сейчас с вами, господа сидим на улице, которая именуется «Межъежовая». Как ты думаешь, в нашем мире так улицу назовут?

— Ну-ка, дай зажигалку, — распорядился супруг и побежал светить на табличку.

Вернулся он, улыбаясь до ушей, в самом радостном расположении духа.

— Сяо, ты балбеска, — объявил он, — Я, впрочем, тоже хорош — сразу не расспросил! Знаю я это место: поселок Ключевой, сто десять километров от города, двадцать — до станции. В самом что ни на есть нашем мире, между прочим!

— А снег?!

— Здесь химкомбинат недалеко, — терпеливо пояснил Хитч, — Очистные сооружения древние, дымит, чем ни попадя. Так что тут еще и не такой снежок бывает! Кстати, имени товарища Межъежового химкомбинат — активного борца за установление Советской власти в этих краях. Переименовать так и не собрались.

— Значит, мы сейчас…

— Мы сейчас ломимся во-о-н туда, через три дома в четвертый, где живет директорский шофер Толик — отзывчивый человек, за пару бутылок водки к черту на рога отвезет, не то, что на станцию. Осталось только решить, что с нашим Буратином делать.

Я посмотрела на пыса. Он сидел с потерянным видом, нервно пыхтя уже третей по счету сигаретой, и смотрел на открытую дверь, за которой всё еще беззвучно полыхало пламя.