Лишний человек - [10]

— Я сейчас заплачу, — фыркнул Ваня.

— Хотя вообще нет, есть у него еще какие-то знакомцы, но они вон гоняются за ним с ножичком. Мы от них выгодно отличаемся.

Саша потряс головой, будто это могло упорядочить разбегающиеся мысли и тревоги. О чем они тут вообще говорят? Два детектива-любителя, дался им этот убийца в желтом дождевике… Если его не найдет полиция, то им и вовсе не найти. Ни лица они не знают, ни имени, ни мотивов. И называют его «он», хотя это вполне может быть и женщина. Невысокая фигурка в балахоне, слабая неумелая рука с ножом, который лишь скользнул по ребру и застрял, не достигнув сердца, не причинив настоящего вреда. Нет, самим эту загадку им сейчас не решить. И не надо. Главное — уберечь пострадавшего от дальнейших покушений. Он им нужен. Черт с ним, с его темным прошлым и криминальными делишками. Пусть только приведет их к Сёме. Если, конечно, он еще на это способен. И если согласится им помогать. Мысли, совершив круг, вернулись к той же точке.

— Тупик, — сказал Ваня.

— Нет. Пока еще нет. Тупики выглядят не так.

— А как они выглядят?

— Тупик — это смерть. Все, что не она, это еще не тупик.

Ваня помолчал, то ли ожидая продолжения, то ли обдумывая сказанное.

— Но это не наш случай, — быстро добавил Саша. — Вряд ли это вопрос жизни и смерти. Для них обоих.

— Ну этот-то жив, и даже, как ты говоришь, скоро будет здоров. А Сёма?

— Если он просто превратился в человека, то с ним все должно быть в порядке. Они, как я понял, сохранили облик, который приняли в тот момент, когда произошло… ну вот то самое, из-за чего они стали людьми. Поэтому Великаша остался таксистом. А Сёма — он ведь всегда такой, каким мы его знаем. Значит, и сейчас тоже. Он здоров, он в хорошей форме. И не думаю, что кто-то может всерьез желать его смерти и охотиться за ним с ножиком.

— Но тогда что? Куда он подевался? Почему не дает знать о себе?

Саша беспомощно пожал плечами.

— Не знаю. Ну то есть версий у меня много, но они все такие… фантастические.

— Это ничего, — ободряюще сказал Ваня. — Он и сам немного фантастический. Да и мы тоже… были. Но я, как и ты, убеждаю себя, что все в порядке. Я даже подумал, может, с ним и вообще ничего не случилось, а он просто ушел.

— Это как?

— Ну не вечно же ему нас пасти. Ты заметил, что вообще все поменялось? Поначалу он нам не доверял, опекал, хотел все сделать сам. И ты все спрашивал, зачем мы ему вообще нужны, когда он и один отлично бы справился. А потом он нам как-то поверил, что ли, наконец. И уже не сторожил каждый шаг, а только страховал и прикрывал.

— М-да. И мы чуть не натворили дел.

— Какой ты… неблагородный! — надулся Ваня. — Мог бы и не напоминать. Но все-таки он нам доверял. А теперь, может, решил, что мы уже совсем оперились и можем обойтись без него. И оставил нас, а сам отправился заниматься какими-нибудь более важными делами.

— Нет. Он бы предупредил. Да и вообще, ты же видишь, что происходит.

— Ну теперь-то вижу. И на себе ощутил.

— Да-да. Все рояли мира вздохнули бы с облегчением, если бы умели вздыхать. Никто больше не отправит их в полет с жестким приземлением.

Ваня медленно повернул голову и уперся в него тяжелым взглядом, но Саша только вопросительно приподнял брови и улыбнулся.

— А мне зато Вера рассказала кое-что интересное, — сказал Ваня, убедившись, что его грозный вид не производит нужного эффекта. — Как кое-кто однажды чуть не улетел с крыши вместе с Тотошей, и только ее вмешательство всех спасло от катастрофы. По-моему, пусть уж лучше рояли летают.

Саша хотел возмутиться тем, что Вера выдала их с Тотошей страшную тайну, но вместо этого неожиданно для себя спросил:

— А ты помнишь, когда обнаружил свою суперспособность?

Ваня снова уставился на лужу и потыкал в нее палочкой. Наверное, не надо было спрашивать. У самого Саши это тяжелые воспоминания.

— Я ударился головой, — сказал Ваня мрачно. — Это многое объясняет, ага.

Саша неуверенно усмехнулся.

— Да нет, серьезно! Это еще в детстве было. Меня родители взяли в театр. В оперу, на «Свадьбу Фигаро». А я не хотел, упирался, у нас на следующий день игра была… ну, я же в футбол играл. И мы с пацанами хотели потренироваться вечером, а тут родители со своим театром. Но они меня уговорили: да ладно тебе, это же опера, она всем сначала не нравится, а потом вроде и ничего. Я и пошел. И действительно вроде ничего так. Ну вот, а потом мы, значит, играли в футбол, и меня Лёха Дубинкин приложил головой о бетонную плиту…

— Ничего себе футбол!

— Да он нечаянно. Мы же в одной команде играли, а я гол забил на последней минуте. Он на радостях и… того. Здоровый был бугай. И меня, значит, потащили к врачу, а потом положили в больницу. И вот когда я там лежал, оно и началось. Наверно, это и правда сотрясение было или что-то такое. Если верить семейной легенде, я еще потом некоторое время стихами разговаривал. Но я не очень верю. По крайней мере не помню ничего такого. А вот как предметы стали подниматься — этого никто не заметил, кроме меня. И слава богу. Вот это я запомнил. Все куда-то ушли, а я лежу себе в палате и пою тихонько… Привязалось в театре, хотя вроде специально не запоминал.