Лишенные плоти - [18]

Амброуз уже не раз слышал эту речь, свидетельствующую о том, что Паттерсон крайне недоволен тем, как идет расследование. Амброуз прекрасно понимал, что босс злится вовсе не из-за несправедливости бытия. Паттерсон злился на себя — за то, что так и не продвинулся в этом деле, за то, что ничем не может облегчить страдания родителей погибшей девочки. За то, что до сих пор не нащупал верный след. И Амброуз ничем не мог ему помочь. Не было таких слов, которые развеяли бы грусть и тоску Паттерсона.

— И не говорите, — откликнулся он и умолк, давая Паттерсону возможность прийти в себя. — Что еще сказал патологоанатом?

— Что увечья в области гениталий скорее всего нанесены рукой непрофессионала. Преступник орудовал очень острым и длинным ножом. Никакой экзотики — вполне вероятно, обычный нож для разделки мяса. Он вставил ей нож во влагалище и провернул, — не скрывая отвращения, произнес Паттерсон. — Док предполагает, что он пытался вырезать все — и вагину, и уретру, и шейку матки. Но ему не хватило сноровки.

— Значит, скорее всего, наш подозреваемый не имеет познаний в медицине, — сказал, как всегда спокойный и хладнокровный, Амброуз. Но под маской невозмутимости уже начал глухо рокотать медленно закипающий гнев, та самая ярость, что накрывала его еще подростком, когда все вокруг считали, что раз он черный и накачанный, то наверняка мечтает с кем-нибудь подраться. А он понимал, что тот факт, что он черный и накачанный, всегда будет против него, и в конце концов он окажется виноватым. Так что разумнее подавить в себе гнев, чем страдать потом из-за того, что кому-то, включая родителей и учителей, захотелось самоутвердиться. Потому Амброуз и записался в секцию бокса, чтобы контролировать свой гнев и научиться удерживать его в рамках ринга. Тренеры в один голос утверждали, что из Амброуза выйдет отличный профессиональный боксер, но ему не настолько нравилось избивать людей, чтобы зарабатывать этим себе на жизнь.

— Док сказал, что этого ублюдка он бы даже к разделке индюшки не допустил, — вздохнул Паттерсон.

— Признаки сексуального насилия есть? — Амброуз включил поворотник и свернул на улицу, где жили Мейдменты. Он знал, что Паттерсон до дрожи обожает свою дочь Лили. И, если выяснится, что убийца еще и изнасиловал бедную Дженнифер, то охота на него будет особенно безжалостной и беспощадной.

— Сложно сказать. Но анальное отверстие не повреждено, да и следов спермы во рту или в горле тоже нет. Если повезет, может, найдут сперму в образцах, которые отправили в лабораторию, но я бы на это не рассчитывал.

Автомобиль затормозил. При их появлении толпа журналистов, толпившихся возле дома, заметно оживилась.

— Ну, приехали, — пробормотал Паттерсон. — Чертовы твари. Ни пользы от них, ни… — Паттерсон вышел из машины и принялся прокладывать себе путь к двери. — Никаких комментариев, — говорил он, пробираясь сквозь толпу.

— Имейте совесть, — посоветовал журналистам Амброуз, расставив руки в стороны, чтобы они не подходили ближе. — Давайте вы не будете заставлять меня тратить даром драгоценное время и вызывать сюда подмогу, чтобы вас увели подальше. Лучше уж отойдите сами, а мы пообещаем, что, как только сможем, сразу же проведем пресс-конференцию. Договорились?

Амброуз понимал, что его просьбу проигнорируют, но надеялся, что хоть на какое-то время журналюги перестанут маячить прямо у крыльца дома несчастной семьи. Все-таки в его массивной фигуре были свои преимущества — иногда, как, например, сейчас, она придавала его словам убедительности.

Паттерсон уже зашел внутрь, когда Амброуз добрался до порога. Дверь ему придерживал мужчина, которого в других обстоятельствах можно было бы назвать красивым. У него были густые темные волосы, чуть тронутые сединой. Черты лица самые обычные, а вот уголки синих глаз чуть опущены — это почему-то ужасно нравится женщинам. Но в этот день Пол Мейдмент выглядел потерянным и опустошенным, словно человек на грани сумасшествия. Небритый, лохматый, в помятой одежде, он тупо смотрел на них покрасневшими глазами, будто враз забыл все правила приличия и поведения. Амброуз даже не мог представить себе, каково это — сойти с самолета, думая, что сейчас наконец встретишься со своей семьей, и обнаружить, что твою жизнь разрушили, разбили вдребезги.

Позади Мейдмента маячила Шами Патель. Она и представила полицейских хозяину дома.

— Извините, что не открыла вам дверь, я была на кухне, готовила чай, — добавила она.

Амброуз хотел было сказать, что Паттерсону наплевать на всякие извинения, но решил, что сейчас не время выяснять отношения.

Они зашли в гостиную и расселись.

— Шами, ты не могла бы сделать и нам чаю? — попросил ее Амброуз.

Девушка кивнула и удалилась.

— Простите, что не встретил вас в аэропорту, — заговорил Паттерсон. — Были неотложные дела. В связи со смертью Дженнифер, как вы понимаете.

— Я понятия не имею, как вы работаете, — затряс головой Мейдмент. — И мне все равно, я только прошу вас: найдите того, кто это сделал. Не позвольте ему разрушить жизнь еще какой-нибудь семьи. — Голос у него дрогнул, и он громко прочистил горло.