Лишь - [2]

Как-то раз, когда ему еще не было тридцати, одна поэтесса, с которой он беседовал, затушила сигарету в цветочном горшке и сказала: «Ты будто ходишь без кожи». Это сказала поэтесса. Человек, который зарабатывает на жизнь, прилюдно сдирая с себя шкуру, сказал ему, высокому, юному и полному надежд Артуру Лишь, что он ходит без кожи. Однако это чистая правда. «Тебе нужно отрастить когти», – говаривал в былые времена его давний соперник Карлос. Но Лишь не понимал, что это означает. Стать сволочью? Нет, защититься от внешнего мира, облачиться в броню. Но разве когти можно «отрастить»? Скорее они, как чувство юмора, одним даны, а другим – нет. Или надо делать вид, что они у тебя есть, подобно бизнесмену, который произвел на вечеринке фурор и, пока не иссяк запас заученных шуток, торопится домой?

Так или иначе, когти Лишь не отрастил. К сорока годам ему удалось обрести лишь хрупкое самоощущение сродни прозрачному покрову мягкопанцирного краба. Посредственная рецензия или небрежно оброненная издевка его уже не заденет, но любовные страдания, настоящие любовные страдания, пронзят его тонкий карапакс, и выступит самая обычная красная кровь. Почему в зрелые годы столько всего надоедает: философия, радикализм и прочий фаст-фуд – а любовные страдания все так же нестерпимы? Возможно, потому что он находит для них свежие поводы. Ему даже старые глупые страхи побороть не удалось: перед телефонными звонками (видели бы вы, как судорожно он набирает номер, будто бомбу обезвреживает), перед поездками в такси (как неуклюже передает чаевые и выскакивает из машины, точно освобожденный заложник), перед красавчиками и знаменитостями на вечеринках (как полвечера собирается с духом, а потом обнаруживает, что человек уже ушел). Эти страхи никуда не исчезли, но время помогло их обойти. Электронная почта и эсэмэс спасли его от телефонных звонков. В такси появились терминалы для оплаты кредитной картой. Упущенный шанс может связаться с тобой онлайн. Но любовные страдания – их не избежать, разве что вовсе отречься от любви. Иного выхода Артур Лишь не нашел.

Быть может, это объясняет, почему он провел девять лет в компании одного молодого человека.

Я не упомянул, что на коленях у него шлем от российского космического скафандра.

Но вот ему улыбнулась удача. Из мира за стенами вестибюля раздается бой: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь – и Артур Лишь вскакивает с места. Посмотрите на него: глазеет на коварные напольные часы, а потом несется к стойке администратора и – наконец-то – задает главный, темпоральный, вопрос.

– Не понимаю, как вы могли подумать, что я женщина.

– Вы такой талантливый писатель, мистер Лишь. Вы меня провели! А что это у вас в руках?

– Это? В книжной лавке меня попросили…

– Знаете, я в восторге от «Темной материи». Там есть одно место, оно напомнило мне Кавабату.

– Один из моих любимых авторов! «Старая столица». Киото.

– Я сама из Киото, мистер Лишь.

– Серьезно? Я буду там через пару месяцев.

– Мистер Лишь, у нас проблема.

Эта беседа разворачивается, пока женщина в шерстяном коричневом платье ведет его по коридору театра. Повсюду голые кирпичные стены, выкрашенные блестящей черной краской. Из декора – лишь одинокое бутафорское деревце, за какими прячутся герои комедий. Всю дорогу от отеля они бежали, и он так вспотел, что его накрахмаленная белая рубашка превратилась в недоразумение.

Почему он? Почему пригласили именно Артура Лишь? Мелкого романиста, известного лишь тем, что в юности он вращался в кругу писателей и художников школы Русской реки[3], слишком старого, чтобы считаться свежим, но недостаточно старого, чтобы его заново открыли. Чьи соседи в самолете в глаза не видели его книг. Лишь знает почему. Догадаться нетрудно. Был произведен расчет: какой писатель согласится задаром подготовиться к интервью? Нужен был кто-то вконец отчаявшийся. Сколько его знакомых ответили: «Даже не рассчитывайте»? Скольких авторов перебрали, прежде чем кто-то вспомнил: «Как насчет Артура Лишь?»

Он и правда вконец отчаялся.

За стеной публика что-то скандирует. Должно быть, «Х. Х. Х. Мандерн». Весь месяц Лишь тайком зачитывался его романами. Эти космические оперетки сперва ужаснули его откровенно шаблонными персонажами и корявым языком, а потом покорили изобретательским гением, до которого ему явно далеко. На фоне ярких созвездий, рождающихся в воображении этого человека, новый роман Лишь, серьезное исследование человеческой души, выглядит малой планетой. И все же о чем его спрашивать? Писателей всегда спрашивают об одном и том же: «Как?» И ответ, как хорошо известно Лишь, очевиден: «Чтоб я знал!»

Его спутница щебечет о вместимости зрительного зала, о предзаказах, о промотуре, о деньгах, деньгах, деньгах. Она упоминает, что у Х. Х. Х. Мандерна, похоже, пищевое отравление.

– Сами увидите, – говорит она, открывая черную дверь. На раскладном столике посреди чистой, ярко освещенной комнаты веером разложены мясные нарезки. Рядом стоит седая дама в шалях, а чуть ниже: Х. Х. Х. Мандерна выворачивает в ведро.

Дама поворачивается к Артуру, взгляд ее падает на шлем.