Лиса. Личные хроники русской смуты - [19]

В чудесную страну она была готова отправиться прямо сейчас. Хоть сама, хоть со Светкой. И в самом деле, кто бы в здравом уме от такого приключения отказался?

От сладких грёз её отвлекла подружка:

— Вот, смотри… — немного поколебавшись, Светка коротко выдохнула и разжала ладошку.

То, что лежало на её ладошке ключиком не было.

— Ой! А что это? — испугалась Лиса.

— Это крестик, — Светка внимательно огляделась вокруг и перешла на шепот. — Вот, посмотри, — она сняла верёвочку с шеи и протянула её подружке, но та инстинктивно отпрянула, будто Светка давала ей что-то очень-очень опасное. Змею, например. — Да не бойся ты… Посмотри, тут человечек. Видишь?

От этих слов Лису будто парализовало. Она и сама не понимала: чего так испугалась. Скорее всего, из-за того, что в Светке и во всём происходящем определенно ощущалась некая запретная таинственность, а тайное никогда не предвещало ничего хорошего. Подружка вполне могла вовлечь её во что-то нехорошее, и, наверняка, постыдное — раз уж об этом не говорят вслух. Но тайну на полдороге не останавливают… Лиса, спрятала непослушные руки за спину, плотнее придвинулась к Светке и вгляделась в лежавшую на её ладошке поблёскивавшую серебром диковину.

— И самом деле, человечек… — восхищенно выдохнула она.

— Знаешь, кто это?

— Нет, — честно призналась Лиса.

Светка внимательно посмотрела подруге в глаза, явно сомневаясь, можно ли доверять ей до конца. Затем вздохнула и решилась:

— Ладно, скажу… Только смотри — об этом никому нельзя говорить! Обещаешь?

— Обещаю! — горячо заверила Лиса.

— Мы верующие. И мы ходим в церковь, — продолжила Светка и, не заметив, что подружка так и не поняла значения сказанного, подытожила: — Вот потому я всегда хожу в платке. Нам нельзя его снимать. А этот человечек на крестике — это наш Бог, — и тут же, не дав Лисе опомниться, зашептала на ухо: — Хочешь такой крестик?

Окончательно потрясенная, та лишь смогла выдохнуть:

— … Да…

— Вот и ладно! В следующий раз, как пойдём в церковь, я тебе оттуда такой же принесу, — и ещё раз напомнила: — Только смотри, никому и никогда об этом не рассказывай! А то тебя Бог накажет!

— Хорошо… — окончательно растерялась и расстроилась Лиса.

Она не любила когда её наказывают и была буквально ошеломлена и раздавлена свалившейся на неё тайной. Лиса поняла, что Светка — страшный и, скорее всего, крайне опасный человек. Впредь надо будет держаться от неё подальше. Но самое неприятное заключалось в том, что сейчас, когда та ей открылась, Лиса тоже стала опасна для других людей. Теперь она тоже знает про Бога и может об этом проговориться. Нечаянно. Конечно, она постарается держать язык за зубами, но как же ей теперь страшно… А как хорошо жилось всего несколько минут назад! Не зря она терпеть не могла разные тайны! Ничего хорошего от них не жди!!!

* * *

В музее, на экскурсии, Лиса всё же немного пришла в себя. В одной из комнат на стене висела картина с изображённой на ней до смерти перепуганной княжной Таракановой. Проводившая экскурсию дама рассказывала что-то совершенно трогательное о тяжелой судьбе несчастной аристократки.

Лисе фамилия княжны не понравилась, и она поначалу решила, что так той и надо. Но затем всё же подошла к картине и тщательно рассмотрела, как томится в застенке бедная Тараканова, как страшится подступающих крыс.

«Вот и меня за Светкину тайну ждет такая же участь…» — внезапно подумалось Лисе.

Стало жалко. И себя, и княжну.

* * *

Три дня спустя, ранним субботним утром Светка отозвала отца в сторону и попросила у него пятьдесят копеек. Тот строго на неё посмотрел, но ничего не сказал, а, вздохнув, полез в карман и отсчитал ей испрашиваемую сумму. Прямо в протянутую ладонь.

— Ты помнишь, что нельзя ничего просить для себя, пока тебя об этом не спросят? — поинтересовался он.

— Помню… — ответила Светка и отчего-то покраснела. — Это не для себя…

— На доброе дело, не на баловство? — уточнил отец.

— На доброе…

— Ну… Благослови тогда тебя Господь! — удовлетворенно подытожил он, перекрестил её сложенными в щепоть пальцами и поцеловал в лоб.

От отца Светка вышла довольная — половина дела была сделана.

На воскресной службе она не находила себе места: крестики продавали в оборудованном на входе в церковь киоске, но отойти к нему никак не получалось — почти всю службу мать держала её за руку, отпуская лишь на короткое время, когда надо было креститься и кланяться.

Наконец служба закончилась, и отошедшие за причастием отец с матерью, строго наказав никуда не отлучаться, ненадолго оставили Светку одну.

Та сразу же бросилась к киоску.

— Тётенька, мне бы крестик… — обратилась она к сидевшей внутри пожилой женщине.

— А свой у тебя где? — полюбопытствовала та. — Потеряла?

— Не потеряла… — растерялась Светка. — Я не для себя. Для подружки…

— А подружка у тебя крещёная? — улыбнулась женщина так просто и спокойно, что Светка не смогла её обмануть.

— Нет… Не крещённая…

— Значит, для крестин покупаешь? — определила продавщица и, передав Светке крестик, отметила: — Вот умничка!!!

* * *

Проходили дни, Лиса стала забывать о зловещем происшествии, но тут Светка, с которой они уже почти перестали общаться, снова потащила её в заросли легуструма. Послушно шагая за подружкой, Лиса заранее знала, что ничего хорошего её не ждёт.