Закрутилась испорченной пластинкой в голове мелодия тоскливого тюремного романса:
Осенняя печаль решетчатого неба,
И одинокая над вышкою звезда….
«Выходит, кончилась Лисова удача? — угрюмо размышлял он, привычно подставив запястья кольцам наручников. — Хорошо хоть, до обеда взяли, успею заселиться и поесть. — От огорчения Александр даже не среагировал на то, с каким проворством исчезли в кармане сержанта оставшиеся от вырученных за продажу монет тысячные купюры.
Спорить, себе дороже», — мысленно простился он с потерей наличности.
К обеду не успел. Допрос, снятие отпечатков, недолгая поездка в стылом автозаке по сумрачным улицам, и вот, ближе к вечеру, его впустили в камеру карантина.
— Санек? Удача, ети его… — радостно приветствовал Лиса малознакомый сиделец, признавший вышедшего всего несколько месяцев назад сокамерника. — Опять к нам? Поздравляю.
Не расположенный к шуткам Александр скупо уведомил о причинах своего возвращения, ограничившись номером статьи, которую вписали в протокол, и уселся на грязную шконку.
«Да что же это? — пожалуй, он был искренне расстроен вовсе не сорвавшейся сделкой, а тем, как безжалостно обошлась с ним судьба. — И снова ни за что, — понял он, разглядывая серые лица соседей. — И это уже навсегда», — он с тоской вспомнил сухое потрескивание дров в камине. Солнечные искры на свежем снегу, лежащем между дорожек парка.
«Ваше сиятельство, князь Лисьев, пожалте баланду хавать», — невесело пошутил арестант.
Примерно к полуночи в голове возникло твердая уверенность: «Все это неспроста. Значит, и впрямь, правы фантасты, говоря о взаимосвязанности прошлого и настоящего.
И та самая монета, что выпала из истории, должна была исчезнуть?» А то, как быстро все закончилось, навело на мысль о предопределенности итога.
Кое-как дождавшись своей очереди на сон, задремал, однако проснулся с больной головой и стойким неприятием случившегося. «Может, и впрямь, стоило дернуться тогда в кабинете у этого мордатого собирателя. Пусть бы шмальнул с перепуга разок-другой. С такого расстояния промазать трудно», — почти серьезно пожалел Лис.
На допрос вынули уже к вечеру. Молоденький следователь разложил бумаги, предложил специально припасенную дешевую сигарету и принялся заполнять обязательные протокольные подробности.
Саня привычно, почти не вдумываясь, отвечал на стандартные вопросы. Однако когда дознаватель предложил рассказать все подробно и чистосердечно, озадаченно замолчал: «Интересное кино, а что я могу сказать, если ни сном, ни духом об этом олигархе и его коллекции?»
— Ты не крути, — следователь мгновенно скинул внешность простоватого исполнителя. — Тут тебе не проскочит. Взяли с доказухой, на сбыте, репутация у тебя хуже не придумаешь. Молчать вовсе глупо. Так можешь пятеркой отделаться, а будешь финтить, суд и на восьмерку расщедрится. Оно тебе надо?
«Молодой, да ранний» пристально взглянул на сидящего перед ним: — Тут ведь еще одно. Ты не просто у тети Маши с веревки портки стянул, должен понимать — эти ребята шутить не станут. Он за свой завод из тебя все жилы вытянет. И на любой зоне достанет. — Какой завод? — уже вовсе недоуменно уставился Александр на милиционера.
— Как это… какой? — глумливо оскалился следователь. — Вот, русским по белому написано. Похищена золотая монета достоинством один червонец и реестр акционеров ЗАО Нефтеперерабатывающего завода, на трех листах.
— Итак, монета есть, а где этот, реестр? У них как раз перевыборное собрание, что ли. А без этих бумажек завод враз конкуренты перехватят. Это тебе не паршивый золотник. Дело миллионное, и лучше тебе, друг, самому все отдать и с чистой совестью, а главное, без проблем, на лесосеку. Да и смысл? От тех реестров никому, кроме этого олигарха никакой выгоды.
Александр озадаченно поскреб затылок: — Гражданин начальник, ну а мне-то зачем? — понимая серьезность новой угрозы, попытался объясниться он.
— Может, случайно, или по глупости, мало ли? — отреагировал на готовность к диалогу доброй улыбкой волка следователь.
— Ты меня по имени-отчеству зови, Андреем Степановичем. Чего сразу гражданить? — вновь принялся наводить доверительные отношения доморощенный психолог.
«Похоже, попал. Влип, как говорится, на всю катушку, — осознал Лис. — Может, и не крал у него никто эти бумаги вовсе? Решили подсуетиться, раз такая возможность появилась. Свалят теперь все на меня. Хорошо, если убийство Кеннеди и золото партии не пришьют».
Александр загрустил и с тоской глянул в зарешеченное окно: «Метет, холодно». Прислушался к звучащим в коридоре шагам конвойных и посунулся к отечески улыбающемуся следователю. «А с другой, стороны, — возникла вдруг странная мысль, — если уж я самого великого инквизитора всея Руси развел, неужели с этим лопоухим не совладаю?»
— Андрей Степанович, — задушевно произнес Лис, искусно сыграв отчаяние. — Не помню. Тут, как в кино, с полки, не с полки, а так уж вышло, поцапался в одной компании, по голове и прилетело. Утром проснулся, на лбу шишка, а в голове туман, словно вышибло все. Да вы сами гляньте, — он показал слушателю заработанную при падении с лестницы травму. — Вы мне детали подскажите. А? Что, где, может, и вспомню?
