Лис Севера. Большая стратегия Владимира Путина - [95]

Чтобы повысить качество жизни всех граждан России, надо не делить поровну то, что уже есть, а производить настолько много, чтобы всем хватило и еще на продажу осталось. Эта разница сохранилась между нынешними коммунистами, как постбольшевиками, и единороссами, как консерваторами. Негативный, распределительный пафос у первых и позитивный, производительный — у вторых.

Однако ограниченность либерального и социал-демократического секторов продиктована не только историческими обстоятельствами, но и вполне конкретными социологическими параметрами нашего общества. Как показывают многочисленные соцопросы, большинство граждан России придерживаются скорее консервативных, чем либеральных или социал-демократических ценностей, таких как патриотизм, семья, вера и др. Другое дело, что эти консервативные чувства не конвертированы пока в консервативный политический выбор, но это уже задача партии — помочь нашим гражданам стать сознательными сторонниками консервативного выбора и начать голосовать не только сердцем, но и по уму.

Так что, определившись с идеологическим символом веры, партия «Единая Россия» не потеряет, а напротив — приобретет нового избирателя, причем избирателя качественного, который будет голосовать не только за Путина и стабильность, но и за тот общественный идеал и ту систему ценностей, которых придерживаются Путин и его партия.

КОНСЕРВАТИЗМ: MADE IN RUSSIA

Сам программный документ следует признать очень взвешенным и даже сдержанным. Собственно идеологические высказывания, касающиеся ценностей и идеалов, скупо рассредоточены по всему тексту. Однако образ консервативной партии тем не менее вполне очевиден. Можно даже попытаться применить к тексту непривычную процедуру «проверки на консервативность», используя хрестоматийные формулировки. Возьмем, например, фрагмент определения консерватизма из Британской энциклопедии: «Порядок, справедливость и свобода… — плоды чрезвычайно длительного и мучительного развития, органического роста, их нужно продолжать выращивать без механического вмешательства, сочетая предрасположенность к сохранению со способностью к постепенным реформам». Это высказывание можно без обработки вставлять в текст программного документа «Единой России», в котором читаем: «Стабильность и развитие, постоянное творческое обновление общества без застоев и революций… сохранение и модернизация России на основе собственной истории, культуры, духовности».

Впрочем, последние слова должны обозначить то самое естественное отличие консерватизма «Единой России» от западных образцов, которое обозначено в предикате «российский». Консерватизм всегда отличался от либерализма (и от социал-демократии тоже) тем, что национальный характер и следование национальным традициям являлись в нем осознанными и, более того, декларируемыми. Если партия готова воспринимать зарубежные образцы политического поведения, то только для интерпретации их в соответствии с традициями русской политической культуры (которая, правда, тоже требует всестороннего осмысления). Политические рецепты — в том числе выработанные столетиями развития европейского и американского консерватизма — тоже должны быть адаптированы к «фундаментальным категориям и матричным структурам нашей истории, национального самосознания, культуры» (Владислав Сурков). Только тогда они будут адекватны и эффективны.

Есть в программном документе и определенные маркеры, позволяющие оценить адекватность самоназвания и заявленной позиции. Например, через подчеркивание «традиционных семейных ценностей» (в «Структуре идеологии» годичной давности еще более определенно: «поддержка традиционной формы брака») проводится ясное различение с тем трендом, который характеризует современное западное общество с его акцентированной защитой прав и интересов различного рода меньшинств. То же можно сказать и об однозначной оценке роли традиционных религий в настоящем и будущем России. Отсюда один шаг (который избиратель может сделать сам) до оценки всякого рода сектантских и прочих суррогатных религиозных группировок. И то и другое — демонстрация поддержки ценностной системы большинства граждан России. И это тоже позволяет отличить консервативный подход «Единой России» от либерального (с его сугубым вниманием к проблемам и интересам всевозможных меньшинств) и от социал-демократического (который пытается навязать всему обществу интересы одной части).

В любом случае формулировку «российский консерватизм» следует воспринимать как задачу, а не как констатацию. Нам еще предстоит исследовать, в чем эта «российскость» консерватизма «Единой России». Кроме того, этого предиката недостаточно. Необходимо вести речь о «современном российском консерватизме». В противном случае по отношению к современным консерваторам будут по-прежнему применять определения из Большой советской энциклопедии или заставлять лидеров «Единой России» отвечать за Эдмунда Берка, Жозефа де Местра и других основоположников европейского консерватизма двухсотлетней давности.

«КОНСЕРВАТИВНАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ»

Одно из самых сложных и спорных мест в программном документе — совмещение традиционного и инновационного векторов, которое не до конца отражено в основном слогане: «Сохраним и приумножим». Все-таки преумножение необязательно связано с принципиальной новизной, которая отличает инновацию, так как приумножать можно уже существующее, то есть идти по количественному пути. Вообще, в самом программном документе очевидное — пусть и поверхностное — противоречие между творчеством и сохранением, между инновацией и традицией не разрешено. Этому были посвящены выступления видных единороссов накануне и на самом съезде, а после съезда была проведена широкая кампания по разъяснению своеобразного концепта «консервативной модернизации». Однако в большинстве своем разъяснения свелись к констатации непротиворечивости указанного концепта и к ссылкам на иностранный опыт (немецкий, японский и др.). Максимум, что можно выжать из проведенной широкой дискуссии, так это утверждение, что модернизация — это процесс, а консерватизм — идеология, а значит, они не могут противоречить друг другу по определению.