Лирика. Поэмы - [21]

ФАБРИКА

В соседнем доме окна жолты.

По вечерам – по вечерам

Скрипят задумчивые болты,

Подходят люди к воротам.

И глухо заперты ворота,

А на стене – а на стене

Недвижный кто-то, черный кто-то

Людей считает в тишине.

Я слышу всё с моей вершины:

Он медным голосом зовет

Согнуть измученные спины

Внизу собравшийся народ.

Они войдут и разбредутся,

Навалят на спины кули.

И в жолтых окнах засмеются,

Что этих нищих провели.

24 ноября 1903

* * *

Мы шли на Лидо в час рассвета

Под сетью тонкого дождя.

Ты отошла, не дав ответа,

А я уснул, к волнам сойдя.

Я чутко спал, раскинув руки,

И слышал мерный плеск волны.

Манили страстной дрожью звуки,

В колдунью-птицу влюблены.

И чайка – птица, чайка – дева

Всё опускалась и плыла

В волнах влюбленного напева,

Которым ты во мне жила.

11 декабря 1903. С.-Петербург

* * *

Мне гадалка с морщинистым ликом

Ворожила под темным крыльцом.

Очарованный уличным криком,

Я бежал за мелькнувшим лицом.

Я бежал и угадывал лица,

На углах останавливал бег.

Предо мною ползла вереница

Нагруженных, скрипящих телег.

Проползала змеей меж домами —

Я не мог площадей перейти…

А оттуда взывало: «За нами!»

Раздавалось: «Безумный! Прости!»

Там – бессмертною волей томима,

Может быть, призывала Сама…

Я бежал переулками мимо —

И меня поглотили дома.

11декабря 1903

* * *

Е. П. Иванову

Плачет ребенок. Под лунным серпом

Тащится по полю путник горбатый.

В роще хохочет над круглым горбом

Кто-то косматый, кривой и рогатый.

В поле дорога бледна от луны.

Бледные девушки прячутся в травы.

Руки, как травы, бледны и нежны.

Ветер колышет их влево и вправо.

Шепчет и клонится злак голубой.

Пляшет горбун под луною двурогой.

Кто-то зовет серебристой трубой.

Кто-то бежит озаренной дорогой.

Бледные девушки встали из трав.

Подняли руки к познанью, к молчанью.

Ухом к земле неподвижно припав,

Внемлет горбун ожиданью, дыханью.

В роще косматый беззвучно дрожит.

Месяц упал в озаренные злаки.

Плачет ребенок. И ветер молчит.

Близко труба. И не видно во мраке.

14 декабря 1903

* * *

Среди гостей ходил я в черном фраке.

Я руки жал. Я, улыбаясь, знал:

Пробьют часы. Мне будут делать знаки.

Поймут, что я кого-то увидал…

Ты подойдешь. Сожмешь мне больно руку.

Ты скажешь: «Брось. Ты возбуждаешь смех».

Но я пойму – по голосу, по звуку,

Что ты меня боишься больше всех.

Я закричу, беспомощный и бледный,

Вокруг себя бесцельно оглянусь.

Потом – очнусь у двери с ручкой медной,

Увижу всех… и слабо улыбнусь.

18 декабря 1903

ИЗ ГАЗЕТ

Встала в сияньи. Крестила детей.

И дети увидели радостный сон.

Положила, до полу клонясь головой,

Последний земной поклон.

Коля проснулся. Радостно вздохнул,

Голубому сну еще рад наяву.

Прокатился и замер стеклянный гул:

Звенящая дверь хлопнула внизу.

Прошли часы. Приходил человек

С оловянной бляхой на теплой шапке.

Стучал и дожидался у двери человек,

Никто не открыл. Играли в прятки.

Были веселые морозные Святки.

Прятали мамин красный платок.

В платке уходила она по утрам.

Сегодня оставила дома платок:

Дети прятали его по углам.

Подкрались сумерки. Детские тени

Запрыгали на стене при свете фонарей.

Кто-то шел по лестнице, считая ступени.

Сосчитал. И заплакал. И постучал у дверей.

Дети прислушались. Отворили двери.

Толстая соседка принесла им щей.

Сказала: «Кушайте». Встала на колени

И, кланяясь, как мама, крестила детей.

Мамочке не больно, розовые детки.

Мамочка сама на рельсы легла.

Доброму человеку, толстой соседке,

Спасибо, спасибо. Мама не могла…

Мамочке хорошо. Мама умерла.

27 декабря 1903

СТАТУЯ

Лошадь влекли под уздцы на чугунный

Мост. Под копытом чернела вода.

Лошадь храпела, и воздух безлунный

Храп сохранял на мосту навсегда.

Песни воды и хрипящие звуки

Тут же вблизи расплывались в хаос.

Их раздирали незримые руки.

В черной воде отраженье неслось.

Мерный чугун отвечал однотонно.

Разность отпала. И вечность спала.

Черная ночь неподвижно, бездонно —

Лопнувший в бездну ремень увлекла.

Всё пребывало. Движенья, страданья —

Не было. Лошадь храпела навек.

И на узде в напряженьи молчанья

Вечно застывший висел человек.

28 декабря 1903

* * *

По берегу плелся больной человек.

С ним рядом ползла вереница телег.

В дымящийся город везли балаган,

Красивых цыганок и пьяных цыган.

И сыпали шутки, визжали с телег.

И рядом тащился с кульком человек.

Стонал и просил подвезти до села.

Цыганочка смуглую руку дала.

И он подбежал, ковыляя, как мог,

И бросил в телегу тяжелый кулек.

И сам надорвался, и пена у губ.

Цыганка в телегу взяла его труп.

С собой усадила в телегу рядком,

И мертвый качался и падал ничком.

И с песней свободы везла до села.

И мертвого мужа жене отдала.

28 декабря 1903

* * *

Ветер хрипит на мосту меж столбами,

Черная нить под снегами гудёт.

Чудоползет под моими санями,

Чудо мне сверху поет и поет…

Всё мне, певучее, тяжко и трудно.

Песни твои, и снега, и костры…

Чудо, я сплю, я устал непробудно…

Чудо, ложись в снеговые бугры!

28 декабря 1903

* * *

Светлый сон, ты не обманешь,

Ляжешь в утренней росе,

Алой пылью тихо встанешь

На закатной полосе.

Солнце небо опояшет,

Вот и вечер – весь в огне.

Зайчик розовый запляшет

По цветочкам на стене.

На балконе, где алеют

Мхи старинных баллюстрад,

Деды дремлют и лелеют

Сны французских баррикад.

Мы внимаем ветхим дедам,

Будто статуям из ниш:

Сладко вспомнить за обедом