Лирика 30-х годов - [77]

начнет тебя терзать.

И оборотнем вдруг

предстанет пред тобой

и оклевещет друг,

и оттолкнет другой,

И станут искушать,

прикажут:  «Отрекись!» —

и скорчится душа

от страха и тоски.

И снова хватит сил

одно твердить в ответ:

— Ото всего, чем жил,

не отрекаюсь, нет! —

И снова хватит сил,

запомнив эти дни,

всему, что ты любил,

кричать: — Вернись! Верни…

Листопад

Осенью в Москве на бульварах

вывешивают дощечки с надписью:

«Осторожно, листопад!»

Осень, осень! Над Москвою

Журавли, туман и дым.

Златосумрачной листвою

загораются сады,

и дощечки на бульварах

всем прохожим говорят,

одиночкам или парам:

— Осторожно, листопад!

О, как сердцу одиноко

в переулочке чужом!

Вечер бродит мимо окон,

вздрагивая под дождем.

Для кого же здесь одна я,

кто мне дорог, кто мне рад?

Почему припоминаю:

«Осторожно, листопад»?

Ничего не нужно было, —

значит, нечего терять:

даже близким, даже милым,

даже другом не назвать.

Почему же мне тоскливо,

что прощаемся навек,

невеселый, несчастливый,

одинокий человек?

Что усмешки, что небрежность?

Перетерпишь, переждешь…

Нет — всего страшнее нежность

на прощание, как дождь.

Темный ливень, теплый ливень,

весь — сверкание и дрожь!

Будь веселым, будь счастливым

на прощание, как дождь.

…Я одна пойду к вокзалу,

провожатым откажу.

Я не все тебе сказала,

но теперь уж не скажу.

Переулок полон ночью,

а дощечки говорят

проходящим одиночкам:

— Осторожно, листопад…

Родине

1

Все, что пошлешь: нежданную беду,

свирепый искус, пламенное счастье, —

все вынесу и через все пройду.

Но не лишай доверья и участья.

Как будто вновь забьют тогда окно

щитом железным, сумрачным

   и ржавым…

Вдруг в этом отчуждении неправом

наступит смерть — вдруг станет

   все равно.

2

Не искушай доверья моего.

Я сквозь темницу пронесла его.

Сквозь жалкое предательство друзей.

Сквозь смерть моих возлюбленных детей.

Ни помыслом, ни делом не солгу.

Не искушай — я больше не могу…

3

Изранила и душу опалила,

лишила сна, почти, свела с ума…

Не отнимай хоть песенную силу, —

не отнимай, — раскаешься сама!

Не отнимай, чтоб горестный и славный

твой путь воспеть.

   Чтоб хоть в немой строке

мне говорить с тобой, как равной

   с равной, —

на вольном и жестоком языке!

«Мне надо было, покидая…»

Мне надо было, покидая

угрюмый дом, упасть в слезах

и на камнях лежать рыдая,

у всех прохожих на глазах.

Пускай столпились бы, молчали,

пускай бы плакали со мной.

Со мной, исполнены печали

неутолимой и одной…

Пускай, с камней не поднимая,

но только плечи охватив,

сказали б мне:

   «Поплачь, родная.

Когда наплачешься — прости».

Но злая гордость помешала.

И, стиснув губы добела,

стыдясь, презрев людскую жалость,

я усмехнулась и ушла.

И мне друзья потом твердили

о неком мужестве моем

и, как победою, гордились

удушливо-бесслезным днем.

Им не понять, что черной платой

за это мужество плачу:

мне петь бы вам — и плакать,

   плакать…

Но слезы отняты. Молчу.

Алексей Фатьянов

Песенка

   Н. Ф.

Я от счастья сегодня шатаюсь,

В молодую кидаюсь траву.

Я все ветры к себе приглашаю,

Все любимое в гости зову.

И все ветры ко мне приходят,

И весна у окошка стоит,

И все звезды в ночном небосводе

Будто лучшие взгляды твои.

Как ребенок, сегодня я верю

В то, что синий рассвет и зарю

И все ветры, летящие в двери,

Я на память тебе подарю.

Чтоб ты в платье зари одевалась,

Чтобы звезды светились в глазах,

Чтобы ночь темной лентой осталась

В твоих светлых, как лен, волосах.

Чтоб такою, как ты, по планете

Был бы свет ослепительно бел,

Молодой, замечательный ветер

Уступал бы дорогу тебе.

Глядя на звезды

Распахнем окошко в звездный вечер настежь.

Никого не ждем мы нынче в гости к нам.

Помечтаем вместе, дорогая Настя,

Посидим тихонько рядом у окна.

Где-то тихо-тихо возникает песня.

Одинокий ветер бродит по кустам.

Мимо звезд далеких

тонкий месяц

В бездорожье неба,

По глухим местам.

Ни в коем веке человек там не был,

Но мы завоюем эту высоту!

Мы откроем трассу в синем звездном небе,

Станцию «Юпитер»,

Станцию «Сатурн!»

Мы на дачу летом полетим ракетой.

— Что за остановка? — спросим мы в пути.

Проводник ответит:

— Полустанок это.

«Марс».

— Прощай, планета!

«Вега»!

— Не сойти ль?

Ты представь — идем мы стройною аллеей.

Необычным цветом яблони цветут.

Тридцать солнц громадных, зорями алея,

В разных направлениях по небу идут.

Вдруг встречаем друга.

— Отдыхать?

— Ну, что вы!

В клубе «Красный пахарь» делаю доклад.

Мы проходим дальше,

А с афиш метровых

Говорят нам буквы о гастролях МХАТ.

Над Дворцом Советов полыхает знамя,

И на всей планете вечер. Тишина…

Мы откроем трассу.

Скоро ли?

Не знаю…

Окна в ночь раскрыты.

Блещет вышина.

Где-то очень тихо пролетает песня,

И, услыша песню, ветер тише стал.

Мимо звезд далеких

Ходит тонкий месяц

В бездорожье неба,

По глухим местам.

Константин Симонов

«Всю жизнь любил он рисовать войну…»

Всю жизнь любил он рисовать войну.

Беззвездной ночью наскочив на мину,

Он вместе с кораблем пошел ко дну,

Не дописав последнюю картину.

Всю жизнь лечиться люди шли к нему,

Всю жизнь он смерть преследовал жестоко

И умер, сам привив себе чуму,

Последний опыт кончив раньше срока.

Всю жизнь привык он пробовать сердца.

Начав еще мальчишкою с «ньюпора»,

Он в сорок лет разбился, до конца

Не испытав последнего мотора.

Никак не можем помириться с тем,

Что люди умирают не в постели,

Что гибнут вдруг, не дописав поэм,