Лирические произведения - [50]

будто в каждом по два зрачка,

как у самых новых машин.

По ночам из шоссе в шоссе

пролетают машины,

шумя,

двумя парами фар.

У тебя двойные глаза,

их хватило б на два лица,

и сияет весь океан

от помноженных на два

глаз.

Понимаешь,

твои глаза —

двух земных полушарий карта.

Ты когда закрываешь их —

погружается в ночь Экватор,

а когда их прошу открыть я —

в них

два Полюса голубых

в миг

Открытия.

Я бел, любимая

Я бел,

любимая.

Я — мел,

который морем был,

и рыб и птиц имел,

и побелел.

Я — меловой период.

В глубине

есть отпечатки раковин на мне.

Моя ладонь.

И та

лишь оттиск допотопного листа.

А ты — начало.

Ты полет стрекоз.

Ты всплеск летучих рыб.

Ты небо первых гроз.

Ты только что начавшаяся жизнь.

Ты радуга.

Ты первая из призм.

Ты только что открытые глаза.

Ты водопад из золота волос.

Ты вылет первых ос.

А я — глубинный мел,

в моей душе

былых стрекоз, и рыб, и птиц клише.

Рукой веселой камни разгребя,

на белом

мне

прочти:

«Любил тебя».

Вдруг

Вдруг

мне столько же лет,

как тебе:

ловок я и в езде на велосипеде,

и в игре,

и в ходьбе,

и — везде.

Оставляя босые следы на песке

археологам и векам,

мы бежим на прилив.

Вплавь бросаемся в Океан.

Переплыть мы решили Пролив.

С нами рядом плывет вертикально

морской вопросительный знак

или шахматный конь,

на котором ты прибыла в мир.

Ты, в одежде одних пузырьков и волос,

узким телом идешь в глубину.

Я, надев акваланг,

поражаю акул —

и к тебе, к разноцветному дну.

О, как ново иметь

столько же лет, как тебе!

Мы тут наедине,

подводная любовь

среди кораллов и неясных глыб.

Ныряем вновь!

Плывем среди медуз, и рыб,

и игл, и звезд!

И розовые руки в глубине,

как водоросли,

тянутся ко мне.

Вдруг

мне столько же лет,

как тебе.

И за белой скатертью

И за белой скатертью,

и за белой книгою

есть и «ты»,

есть и «я».

Не пройдет и дня —

ни за белой скатертью,

ни за белой книгою —

ни тебя,

ни меня.

Приезжай

Приезжай

ко мне

во сне.

Покажись наверху, в окне.

Напиши письмо

на песчаном дне.

Позвони в прилив, —

может быть,

в отлив

дозвониться удастся мне

к трубке раковины

на дне?

Я прошу,

приезжай во сне

ко мне.

Откуда-то

Откуда-то

вытянула нити круглых букв,

намотала и бросила их на страницы.

Я закутался в кольцах слов,

я запутался в солнцах снов,

я иду

из кольца в кольцо

твоих букв

круглолицых.

Буквы

И эЛь,

и Ю,

и Бэ,

и эЛь,

и Ю.

И ель у дюн, и белый день в июнь.

Весенний ландыш,

осенний гриб,

река,

и белка на сосне,

и эЛь,

и Ю,

и Бэ,

и эЛь,

и Ю — во сне.

И твердые ноги лесных стволов,

и лоси пугливые,

и рога,

и скатерти снеговых стволов,

и лыжи,

и снежные берега —

все ты:

и придуманные цветы,

и утро, и сумерки —

все ты,

пустынная дюна,

юная ель,

и птичьи следы на морском песке,

и эЛь,

и Ю,

и Бэ,

и эЛь,

и Ю —

теряющиеся вдалеке.

Но я уйду

Но я уйду

за горизонт.

И ты уйдешь

за горизонт.

Но ты уйдешь за горизонт,

как день.

А я уйду за горизонт,

как тень,

когда уходит в дюны

день.

Твои рисунки

Твои рисунки,

неземные

твои холсты.

Они как ты.

На них — нигде не росшие цветы.

Их нет нигде,

лишь под твоей рукой,

вот тут —

на голубом холсте они растут.

И ты нигде.

Где океан?

Нигде.

Ни в тропиках, ни в Ботаническом саду

таких цветов, как эти,

не найду —

нигде на свете.

Но они растут

на синей нарисованной воде,

как ты и я —

вот рядом,

вот нигде!

Границы

Границы,

вы —

пустые пропасти, слепые бездны, рвы

отвесных замков.

А любви

нужны дороги, улицы, шоссе,

ворота, сквозь какие

могут все

пройти и встретиться.

И если не шоссе и не пути —

то, может быть, леса, поля, холмы,

чтоб спотыкались мы,

и все ж могли найтись и встретиться.

Но тут ограды.

Тут посты.

Стой, отвечай же:

где к тебе мосты

через пустые бездны, реки, рвы?

Что, разве недостаточно любви,

чтоб перед нею

подымались все

шлагбаумы, закрывшие шоссе?

Чтоб часовые козыряли ей,

как визе с государственным гербом,

где красной лентой

шар земной обвит…

О, будущий,

о, безграничный мир,

там надо б этой

встретиться любви!

И торопит меня

И торопит меня

реактивный гул.

Взмах кольца!

И — ни моря, ни смеха на берегу.

И размыты следы под слоями воды.

Два крыла распростерлись

на два конца.

Опускается занавес облаков

на прибрежное солнце,

на мир —

твоего лица.

Но, исчезая…

Но,

исчезая,

ты кричишь в окно:

— Пока! —

Автомобиль уже дрожит,

он жжет бензин, он ждет,

рынок — и вот шлагбаум упадет

ниц,

полосатый каторжник границ!

О ты, кричащая: «Пока!»,

ты понимаешь,

что «пока» — река

без перевоза,

пропасть без моста,

что нам уже закрыты все места

возможных встреч.

И никогда,

ни — вдруг,

не положить мне рук

на море, на песок, на дюны

твоих плеч.

ВАРИАЦИИ (1962–1964)

«Хоть умирай от жажды…»

Хоть умирай от жажды,

хоть заклинай природу

а не войдешь ты

                            дважды

в одну и ту же воду.

И в ту любовь,

                           которая

течет, как Млечный Путь,

нет, не смогу повторно я,

покуда жив,

                     шагнуть…

А горизонт так смутен,

грозой

               чреваты годы…

Хоть вы бессмертны будьте,

рассветы,

                 реки,

                              воды!

ТУЧИ

Тучи идут,

              как гуляющие

небом,

               как южным бульваром:

               облако

               около

               облака,

               облако

               с облаком

               об руку,

               облако

               обнято

               облаком,

небо заката

                   пылающее

обдано

            розовым паром.

Как у людей,

                    одинаково: