Лира Лир - [4]

О, жаркого полка неудержимые – ноги!

Все эти завесы, склоны и покаты

За одну выжженную солнцем неделю

Продавал газетчик откормленный,

Но покупатель за гробом шел

1915

«Легкоизалетный чертит кругозоры…»

Легкоизалетный чертит кругозоры.

Памятями дышит клокот земей.

Черные круги полей оратай

Над лютой дней.

Но и кто

Игры темной увлечет

В логи тайны громады?

Дам иглы

Глубин моревых.

Ни гнет, ни покоя;

Исчерти путей лесы, закрути

Тьмой исчлы.

Нет, нет, – за этой же заставой

Кто оберет свои гони:

Они сони, они трусы, они блекнут

Поднимай же медленно руки,

Вот волна.

1913

«О – я не насладился плодами дальних рек…»

С.Я. Рубановичу

О – я не насладился плодами дальних рек.

Я на берег садился. Одинокий человек.

О – дунь, жестяной ветер, на дубов сырую грань!

Разграбить осень грабов, кленов жесткую дрань.

И так же грабить путника, забывца о плодах,

Которыми он не насладился на дальних реках.

Захаживали волны за корни черных ив.

Но я быль равнодушен и боязлив.

А грань далеких волн, отчаявшись, звала:

– Окипи нас мокрой ладонью весла!

И мне не нужен быль однажды мой хитрый звон,

Над ним торжествовал многоводный сон.

Там тучно зрели… – ах, должно быть, не рассказать!

Померанцы ли? – и сердца их: солнц бешеная рать.

Мой меч был тонок – невидимая струна.

И в землю ухолила дрожащая слеза. –

И я не насладился плодами тех рек,

Где было веселье. Одинокий человек.

1914

Кинематограф

Ужель уберечься

Слева – рева, взрыва – справа?

Горой бульварного песка

Трамвай равнодушно бегущий снизу.

Когда блестка ее.

Кушей порывает выси,

Мчится.

О, отрясывайся, –

Небо, сводящее дорогой,

Суд походи мелкой

Молочнистый.

И вот (не может быть! ужели!

Что вы, что вы! помилуйте! – ):

Скорченными ногами

Пробегает изречений

Вялый поток,

Как сон изрешетений…

Но тут лучше мне остановиться?

Не думайте, все же,

Ошибочно приписывая…

– Плисовые огни, снятся рожи–

Как этот каждый удар

Есть совершенно – трепет

Телефонных болтовней,

Перси головней расстрелив… –

И бросивши карандаш о земь,

Забыв про озимь и про все,

Презрительно забыл про что.

10 мая 1914

Кисловодский курьерский

И.А. Аксёнову

О, легкая мнимость! о, быстрая улетимость!

Как – гул колес, стук, крик лег;

Разверни хрип, вой мук живых,

И со стрелки соскальзывай – раз, два, три, – еще:

Раз, два, три! – железными зубами

Куснуть стык; зеленому огоньку

Лепетнуть. Семафор –

Язык

Опуская, чтоб вырвать вой,–

И быстрее:

Мчее, левее, милее, живее, нежнее

Змея живого медным голосом –

Хрип звезд, брань столбов,

И: ровно-чудно, словно-бурно,

И: нудно-ёмко, скудно-до домны:

По мосту летивея –

Графиты… черноземы… сланцы…

Гра-ра-ра-фиты, –

Черно-чер-ер-ер-черноземы

Ссссслан-аннн-анцы, –

Стоп! – вынь да положь, –

Стансы. –

Станция. 10 минут.

1915

В возвышенном роде

Libre soil cette infortune.

(A. Rimbaud)

Как копий высок нам венец!

Ройте быстрее валы морей; –

Копье над лучом – миг конца.

Цепь зарниц! Расклейте тоны!

Смущенные гневы выросли

Певом веретена или грома,

Но тянко взор  – в нефы мысли

Теперь и разорву феорему,

Закачусь – обогнем – за сон:

Рай торжества, восторга!

Кра-та-та! Га-у-ё! Га-у-ё! Кра-та-а!

Восторга винт раскрутим,

За сон за игр око закинь ты!

Феорему, улов, гор – пыл, взор

Мыслей фонарь-дно киньте.

Грома, хрома гном вытряс;

Осла радостей – гон легкий.

Еноты на брегах степь-дня: –

Так не лобзаться на топор; –

Ее ром лавирует, событья ос, –

Ценя в массе: ход копий, рок.

23 июня 1914

Книга четвертая

то бы мне не выли в уши об искусстве, и твердо помню и буду помнить одно: в толстые уши мессира Беневоленте не пролезет даже хрип висельника – поэтому то я не могу надеяться, чтобы он услышал меня даже в мой предсмертный час. Да что я буду здесь болтать о борове Беневоленте! – полюбуйтесь, дорогие друзья мои на нашего приятеля Каналья, – смотрите, как он, морща низкий лоб, поносить Антонио: а ему на роду написано быть кладбищенским сторожем!

(Ант. Фиренчеоли.)

Необычайная ловля

Е.Г. Лундбергу

День мутными растрескивается речами,

Грозной чернью обветренных слов.

Несутся их толпы за толпами.

Собирая свой темный улов.

В сетях их пресветлые рыбы.

Чешуей они – блёстками блекнут:

На руках их раны, изгибы,

Глаза – горькие слезы исторгнут.

Невозможно их бег прекрасный

Живой рукой остановить.

А яростные вои, рыданья

Бросают они по пути.

Кто сбирает их – королевич,

Ему не плакать ни о чем;

Он ложится на свое ложе

И повторяет их беглый гул.

С ним одним говором бессмертным

Говорит живое небытие.

По щекам его тихо стертым

Скатывается слеза его.

1913

Мечта в высях

– А почему это у вас такой глупый и надутый вид, синьоре?

– Мир еще не рожал дурака, подобного вам, маэстро: разве вы не видите, что я размышляю о концах и началах? и с этими словами Критикко еще сильнее надулся.

(Ант. Фиренчеоли.)

Мечта стоит, как облако, в эфире

И страж-поэт пред ней влачит свой плен:

Не сосчитать прерывистых измен.

Не обуздать плененной духом шири.

Раскинется широкая гряда,

Несуществующим исполнятся эфиры.

Под звон твоей всемирнопевной лиры

Сурово открываешь: «никогда».

И мир несется легким чарованьем.

И мир кипит и алчный ронит плод:

Твоей гармонией исполненный полет.,

Твоим высоким жгучим ликованьем.

Не остановится прельститель мир! прощай.

На огненной ладье кидаю встречу,

И жизнь рукой стремительной отмечу: