ЛиПа - [15]
Что если мне пересчитают рёбра,
Не хватит одного наверняка.
Мы пахали. Боронили.
Мы и сеяли
В землю самое отборное
Зерно...
Виноград, я знаю, вырастет
На Севере!
Будет лучшее — заморское — вино.
(Николаи Дружининский. Вокзальные берёзы)
Пели вы
Назло космическому холоду,
Что на Марсе
Будут яблони цвести...
Кукурузу и лозу
Везли под Вологду...
Вы пахали —
И уборку вам вести!
Город мой, трубочистов твоих
Мне до ужаса не хватает.
Трубочистов и трубачей
И, конечно же, трубадуров.
(Лидия Жданова. Я не могу привыкнуть к листопаду)
Парафразы — моя любовь.
Не сердитесь, прошу пардона.
Позарез не хватает мне
Парфюмерии из Парижа.
У любви секретный пароль
И особая партитура.
Вызывают твои глаза
С парабеллумом параллели.
Город мой! Мы идём по тебе,
Как под парусом паровозы.
Мчимся взапуски на пари
В старом парке, как по паркету.
Не хватает до слёз парней.
А порою — без всех изысков —
Просто — пары пареных реп.
И, конечно же, пародистов.
Я как-то встретил муравья
В лесу у ёлки.
У муравья судьба своя —
Таскать иголки...
А в муравьином царстве их
Сидит царица.
Там беззаконие у них
Вовсю творится.
Одни иголки на горбу
Всю жизнь таскают.
Покорно приняли судьбу,
Не возникают.
Другие — меньше их всегда
Их жизнью правят.
И нет им Божьего суда,
И нет управы.
(Анатолий Иванов. Возвратите подснежники)
Я раз держал нелёгкий путь
Сквозь частый ельник
И сел немного отдохнуть
На муравейник.
И полчаса не усидел
На нём спокойно.
Пора бы положить предел
Их беззаконью!
Я животом к земле приник
В иголках ржавых —
И увидал звериный лик
Самодержавья.
Внутри — роскошные дворцы,
Правленье банка...
Царят помещики, купцы,
Суды, охранка...
А муравью простому нет
Житья на свете.
И это длится тыщи лет...
А кто в ответе?!
Меня берёт за горло страх.
Ну, ладно б — в Штатах...
Но здесь, в архангельских лесах,
В родных пенатах!..
И так мне трудовой народ
Вдруг стало жалко,
Что я свершил переворот
Еловой палкой.
Тут всё дороже на пятак.
Минута в небе длится — чуть подольше.
Поташнивает в небе — чуть побольше.
Внизу поташнивает — но не так.
(Василий Казанцев. Выше радости, выше печали)
Стихи потянут на пятак.
О них бы мне не вспоминать подольше.
От них поташнивает — чуть побольше.
От всех поташнивает — но не так.
Эпиграмму на себя
Написать не просто,
Надо, автора любя,
Стать повыше ростом.
...Написал — и не дышу,
Удивляюсь прямо:
На себя донос пишу,
А не эпиграмму.
(Марк Лисянский. Сигнальный огонь)
Самокритику любя,
Как родную маму,
Написал я на себя
Как-то эпиграмму.
К полу намертво прирос
И гляжу с опаской:
Получается донос,
А не то что пасквиль.
Как слова ни изменял,
Чтоб не вынесть сора,
Вышло что-то у меня
Вроде приговора.
Ни прочесть, ни показать
И ни напечатать.
Остаётся разжевать
И поглубже спрятать.
А написано с душой:
Факты, лица, дата...
Значит, очень хорошо
Знаю адресата.
Я замечаю: что ни год —
То усложняются процессы:
Похорошели стюардессы —
Подорожал Аэрофлот!
(Иван Лысцов. Происхождение)
...Теперь я вглядываюсь в лица,
Когда сажусь на поезда:
Похорошеют проводницы —
Ну, хоть пешком ходи тогда!
Ночной старинный шлях как будто вымер.
Давно огни погашены в домах.
Я не Олег, не Игорь, я — Владимир,
лишь жаль, что не Владимир Мономах.
(Владимир Марфин. Свет Отечества)
Занять великий стол — и вся недолга!
Но что с судьбой поделаешь, друзья?...
И я не Игорь, и жена не Ольга,
и родственники, вроде, не князья.
Эол над ухом тренькает на арфе.
Дорога под луной белым-бела.
Отколь фамилие такое — Марфин?...
Видать, в роду посадница была.
Владимир я! Нет имени милее...
Подумать надо, как себя вести:
Иль шапку заказать потяжелее,
Иль Русь ещё разочек окрестить?!...
И в горах гремел орган
раньше времени, в котором
вместе с миром пели хором
Иоганн и Себастьян.
(Юрий Михайлик. Однажды в сентябре)
Содрогался перевал
от органа всю неделю.
Вольфганг вторил Амадею,
Моцарт тоже подпевал.
Пели арию Садко
Римский с Корсаковым вместе.
Звуки по горам окрестным
Разносились далеко.
А Седой и Соловьёв
удивили всех красивым
замечательным мотивом
«Подмосковных вечеров»...
Поёт магнитофон в хантыйском чуме.
К воде приник кочевник-краснотал.
Здесь спутник над становьями Кучума
Вчера перед закатом пролетал.
(Владимир Нечволода. На земле моей)
Вы думаете: раз — и покорили?!...
Держи карман! А дело было так:
Под вечер тучи плыли над Сибирью,
Над ними — спутник, в нём сидел Ермак
И, снявши шлем, искал в просветах редких
Дымки, становья, чумы, лагеря...
Короче, визуальную разведку
Осуществлял, и, видимо, не зря.
Включив радар над самым главным чумом,
Он ясно различил магнитофон.
Леонтьев измывался над Кучумом...
Луганский, наш! Ну, до чего ж силён!..
Но выступили бисеринки пота,
Когда он пролетал над Иртышом.
Как будто бы предчувствовал чего-то...
И стало на душе нехорошо.
К приборам наклонился он понуро.
Бог весть, какая доля завтра ждёт...
Спустился где-то возле Бай-Конура [1]
И стал готовить казаков в поход.
...к высшей мере — поцелую
я тебя приговорю.
И, бледнея от волненья,
озираясь, словно вор,
приведу я в исполненье
свой суровый приговор!
(Владимир Павлинов. Настоящее время)
За твою измену злую,
