Линкор смерти - [7]

Разумеется, это Вилли Унтермайер! Тот самый, с кем Регюлюс многие годы просидел бок о бок в военно-морском министерстве. Даже был его начальником… Потом Унтермайер исчез по секретному предписанию, был якобы направлен в «специальное подразделение 9000».

Регюлюс не мешкая отправился в Киль, в больницу. Унтермайер был еще жив. Лицо его едва просматривалось сквозь бинты. Больной говорил, говорил, почти безостановочно. Слушать его бред окружающим было невыносимо тяжко. Время от времени ему делали уколы, и тогда он забывался глубоким сном. Ранение тяжелое, сказали Регюлюсу врачи, положение больного безнадежное, вряд ли он выживет.

Регюлюс решил навестить родных Унтермайера. Но ни жена, ни отец не могли толком объяснить, что произошло. Пошел второй месяц, как Вилли вернулся домой. Он очень переменился-и прежде нелюдимый, совсем замкнулся в себе, все время молчал, сторонился людей. В разговоры ни с кем не вступал, о прошлом не рассказывал. Сказал только, что служил на военном судне, которое в конце войны было затоплено экипажем. Его, Унтермайера, интернировали и отправили в Аргентину. Там он и жил себе потихоньку, покуда его не репатриировали. А вот что это было за судно, откуда оно взялось и где затонуло — об этом он никому не сказал ни слова. И вот что еще непонятно. По возвращении на родину Унтермайер и не подумал написать Регюлюсу или вообще как-то сообщить о себе. А ведь знал, что капитану небезразлична его судьба. Жена как-то сказала: «Что ж ты не напишешь капитану? Он ведь искал тебя, беспокоился, специально приезжал к нам в город. Он будет рад, что ты вернулся». «Да-да, надо написать», — кивнул Вилли. Однако так ничего и не написал.

Узнал ли Унтермайер своего бывшего начальника, когда тот вошел в больничную палату? Как знать… Регюлюс, во всяком случае, в этом не уверен. Меж тем на вопросы он отвечал, причем довольно внятно и как будто осмысленно. Впрочем, вопросов было немного: врачи запретили Регюлюсу беспокоить больного. Унтермайер больше говорил сам. Казалось, выстрел в парке пробил в нем какую-то внутреннюю плотину, и слова бесконтрольно хлынули из него. Наружу выплескивалось то, что годами копилось под спудом, что жгло и томило, что мучило и не давало жить.

Унтермайер говорил много и беспорядочно. Воспоминания наплывали друг на друга, перемешивались, путались в мыслях и в речи. Рассказывая о тех или иных событиях, Унтермайер то перескакивал на несколько месяцев вперед, то возвращался назад.

В сбивчивом его рассказе Регюлюс понял далеко не все. В цепи событий не хватало многих звеньев. Но одно было ясно: это не бред. И главное — рассказ Унтермайера дополнил то, о чем Регюлюс сумел дознаться раньше. Как бы там ни было, Вилли Унтермайер — единственный живой свидетель. Причем свидетель одного из самых поразительных событий наших дней.

На этом заканчивается первая часть книги Регюлюса и начинается вторая, главная. К сожалению, она же самая короткая. К чести автора, он основывался строго на фактах, а где их нехватало, не позволял себе ничего домысливать. Даже в тех случаях, когда логически все было вроде бы обоснованно. Регюлюс только записал рассказ Унтермайера, ничего не убавив и не прибавив от себя. Единственное, что он сделал, — это расположил события в хронологической последовательности. Ну и, естественно, пришлось придать бессвязным речам умирающего унтер-офицера удобочитаемый вид. Регюлюс убрал из них ничего не значащие возгласы и невнятное бормотание, а местные словечки заменил общепонятными.

Вот что рассказал перед смертью Вилли Унтермайер.

На засекреченной верфи на острове Рюген и в самом деле строился корабль. Строительство держалось в таком секрете, что даже поседевшие в замшелых лабиринтах тайных канцелярий берлинские архистратиги, которым в каждом столбе мерещился шпион, проникались к нему почтительным уважением. Проект был поистине грандиозный. Исполнить его было возможно только ценой нечеловеческого напряжения и неимоверных усилий, которые, казалось, должны были вконец измотать и обескровить и без того изнемогшую, обессилевшую страну. Величественность замысла, масштабность предстоящего труда, неизбежность жертв — все это вселяло в посвященных почти религиозный трепет. Работы велись с особой тщательностью и огромным размахом. Над стройплощадкой был сооружен навес наподобие гигантского ангара, который маскировали в зависимости от сезона: летом покрывали зелеными ветками, осенью — желтыми, а зимой закидывали снегом. Но тайну оберегал не только навес — ее хранили и люди, тысячи людей, военные и вольнонаемные. Под гигантским навесом и был сооружен необыкновенный корабль. Ему уготовили завидную участь — стать главным козырем Великой Германии в почти проигранной ею войне, повернуть ход истории вспять. Это и было главное секретное оружие «третьего рейха». Гигантский линкор призван был в одночасье потопить флоты союзных держав, а также любых государств, которые окажутся с ними заодно. Тысячи матросов и офицеров пойдут ко дну, не успев прочитать предсмертной молитвы и даже не поняв, что происходит.

Судно водоизмещением сто двадцать тысяч тонн развивало скорость в тридцать узлов. Двойная противоторпедная защита позволяла выдержать атаку тридцати торпед. Помимо реактивного двигателя корабль имел два дополнительных винта. Вертикальная защита подводной части составляла сорок пять, а бронированной палубы — тридцать пять сантиметров. Основное вооружение состояло из двенадцати доселе не виданных орудий, сгруппированных по три. Пушки это были или нет — сказать трудно. Унтермайер называл их Vernichtungsgeschiitze — орудиями уничтожения. По его словам, они могли за несколько секунд уничтожить любое неприятельское судно в радиусе двадцати пяти миль. Длина корабля была около трехсот метров. Экипаж насчитывал две тысячи сто человек. Судно имело три трубы.