Линкольн в бардо - [6]

Шрифт
Интервал

), другую ему (я любил, а потому ухожу с чувством состоявшегося человека), я довольно варварски вскрыл себе вены на запястье прямо над фарфоровой ванночкой.

Почувствовав тошноту при виде такого количества неожиданно ярко-красной крови в белой ванночке, я одурело опустился на пол, и в то же время я… мне немного неловко, но позвольте сказать это: я передумал. И только тогда (почти уже на том свете, так сказать) понял я, что все вокруг невыразимо прекрасно и изумительно точно создано для нашего наслаждения. И еще я понял, что чуть не растранжирил чудесный дар, дар, который позволял каждый день блуждать по сему чувственному раю, сему великому рынку, куда любовно поставлялись все самое прекрасное: рои насекомых, танцующих в наклонных лучах августовского солнца, тройка черных лошадей, стоящих на поле голова к голове и по колено в снегу, аромат говяжьего бульона, приносимый ветерком через оранжевеющее окно, открытое в прохладную осень…

роджер бевинс iii

Сэр. Друг.

ханс воллман

Я что… я снова делаю это?

роджер бевинс iii

Делаете.

Вдохните. Все в порядке.

Кажется, наше новое пополнение немного вас тревожит.

ханс воллман

Тысяча извинений, молодой сэр, я только хотел на собственный манер приветствовать вас.

роджер бевинс iii

«При виде такого количества крови» вы, «почувствов тошноту», «одурело опустились на пол» и «передумали».

ханс воллман

Да.

Почувствовав тошноту при виде такого количества неожиданно ярко-красной крови в белой ванночке, я одурело опустился на пол, и в это же время я… мне немного неловко. И в этот же момент я передумал.

Понимая, что единственная моя надежда в том, что меня найдет кто-нибудь из слуг, я с трудом поплелся к лестнице и бросился вниз. А потом сумел добраться до кухни…

Где я и остаюсь.

Жду, когда меня найдут (упокоившись на полу головой к плите, близ перевернутого стула, прижимаясь щекой к апельсиновой кожуре), чтобы меня можно было оживить, поднять, чтобы привести дом в порядок после всего, что я натворил (мама будет недовольна), чтобы я мог выйти в этот прекрасный мир новым и более смелым человеком и начал жить! Буду ли я следовать своей наклонности? Непременно! Со смаком! Почти потеряв все, я теперь освободился от своих страхов, неуверенности и застенчивости. А когда я вернусь к жизни, то собираюсь истово странствовать по земле, вдыхать запахи, чувствовать, любить всех, кто будет встречаться мне на пути; касаться, вкушать, стоять неподвижно подле самого прекрасного в мире, такого, например, как: лягающаяся во сне собака в теневом треугольнике древесной кроны; пирамида из кусочков сахара на столешнице черного дерева, которую поправляют кубик за кубиком по какому-то неведомому чертежу; облако, похожее на овцу над ровным зеленым холмом, над которым на ветру энергично пляшут на веревке цветные рубашки, а внизу, в городе, происходят события фиолетово-голубого дня (муза воплощенной весны), и каждый двор в росистой траве, пронизанной цветами, явно сходит с ума от…

роджер бевинс iii

Друг.

Бевинс.

ханс воллман

У «Бевинса» было несколько наборов глаз // Все они стреляли туда-сюда // Несколько носов // Все шмыгали // Его руки (у него имелось несколько пар рук, или его руки действовали настолько быстро, что, казалось, будто их больше, чем на самом деле) двигались то туда, то сюда, брали что-то, подносили к лицу с самым дотошливым

Страшновато

Рассказывая свою историю, он нарастил себе столько дополнительных глаз, носов и рук, что его тело за ними исчезло // Глаза, виноградины на лозе // Руки ощупывают глаза // Носы обнюхивают руки // Порезы на всех запястьях

уилли линкольн

Новоприбывший сидел на крыше своего хворь-дома, удивленно глядя на мистера Бевинса.

ханс воллман

Иногда украдкой удивленно поглядывая на вас, сэр. На ваш заметный…

роджер бевинс iii

Ладно, говорить об этом нет нужды…

ханс воллман

Другой человек (тот, на которого упала балка) // Совсем голый // Член распух до размеров // Глаз не мог оторвать

И этот его член покачивался, когда он

Тело как клецка // Широкий плоский нос словно овечий…

И в самом деле совсем голый…

Ужасная вмятина в голове // Как он может ходить и говорить с такой жуткой

уилли линкольн

И вдруг мы обнаружили, что к нам присоединился преподобный Эверли Томас

ханс воллман

Он прибыл, как прибывает всегда, прихрамывая на бегу, брови высоко подняты, встревоженно оглядывается, волосы стоят торчком, разверстый в ужасе рот образует идеальный круг. Но говорил, как всегда говорит, — с величайшим спокойствием и здравым смыслом.

роджер бевинс iii

Новенький? — спросил преподобный.

Кажется, мы имеем честь обратиться к некоему мистеру Кэрроллу, сказал мистер Бевинс.

Парень лишь недоуменно посмотрел на нас.

ханс воллман

Новенький был мальчиком лет десяти-одиннадцати. Хорошенький мальчонка, он моргал и испуганно оглядывался

преподобный эверли томас

Напоминает рыбу — выброшенная на берег, она лежит неподвижно, настороженно, остро ощущая свою беззащитность.

ханс воллман

Это напомнило мне о моем племяннике, который как-то раз провалился под лед на реке и пришел домой, продрогший до костей. Опасаясь наказания, он боялся войти в дом. Я нашел его — он притулился к двери, чтобы хоть как-то согреться, он был ошарашенный, виноватый, от холода почти лишенный всякой чувствительности.


Еще от автора Джордж Сондерс
Десятого декабря

Американский прозаик Джордж Сондерс (1958). Рассказ «Десятого декабря». Мальчик со странностями наверняка погибнет в пустом зимнем лесопарке. На его счастье в том же месте и в то же время оказывается смертельно больной мужчина, собравшийся свести счеты с жизнью.


Статьи, эссе, интервью

В рубрике «Статьи, эссе» — статья филолога Веры Котелевской «Блудный сын модернизма», посвященная совсем недавней и первой публикации на русском языке (спустя более чем полувека после выхода книги в свет) романа немецкого классика модернизма Ханса Хенни Янна (1894–1959) «Река без берегов», переведенного и прокомментированного Татьяной Баскаковой.В рубрике «Интервью» два американских писателя, Дженнифер Иган и Джордж Сондерс, снискавших известность на поприще футуристической социальной фантастики, делятся профессиональным опытом.


Красный бантик

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дома

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Десятое декабря

Новая книга от мастера рассказа Джорджа Сондерса – одного из самых оригинальных и важных писателей своего поколения. Честные и цепляющие истории о людях, которые нас окружают, задают важные вопросы о самой сущности нашего бытия – что делает нас добрыми и что делает нас человечными? Любовь, отчаяние, война, работа, секс и сознание – Сондерс с уникальной энергией описывает основы нашей реальности. Смешные, странные и в чем-то даже чеховские, эти рассказы не только раскрывают необъяснимое, но и открывают дверь к человеческому сердцу.


Хроника о Девушках Сэмплика

Отец троих детей, представитель среднего класса пытается угодить своей дочери, глядя как живёт другая, более обеспеченная семья. Для этого на день рождения он дарит ей различные щедрые подарки, в том числе и так называемых Девушек Сэмплика: женщин из стран третьего мира, которые по контракту выступают украшением во дворе. Но его чувствительная дочь Эва, освобождает Девушек Сэмплика, а это является уголовным преступлением.


Рекомендуем почитать
Под ливнем багряным

Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.


Верхом за Россию. Беседы в седле

Основываясь на личном опыте, автор изображает беседы нескольких молодых офицеров во время продвижения в России, когда грядущая Сталинградская катастрофа уже отбрасывала вперед свои тени. Беседы касаются самых разных вопросов: сущности различных народов, смысла истории, будущего отдельных культур в становящемся все более единообразном мире… Хотя героями книги высказываются очень разные и часто противоречивые взгляды, духовный фон бесед обозначен по существу, все же, мыслями из Нового завета и индийской книги мудрости Бхагавадгита.


Рассказы и стихи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чайный клипер

Зов морских просторов приводит паренька из Архангельска на английский барк «Пассат», а затем на клипер «Поймай ветер», принявшим участие гонках кораблей с грузом чая от Тайваньского пролива до Ла-манша. Ему предстоит узнать условия плавания на ботах и карбасах, шхунах, барках и клиперах, как можно поймать и упустить ветер на морских дорогах, что ждет моряка на морских стоянках.


Непокорный алжирец. Книга 1

Совсем недавно русский читатель познакомился с историческим романом Клыча Кулиева «Суровые дни», в котором автор обращается к нелёгкому прошлому своей родины, раскрывает волнующие страницы жизни великого туркменского поэта Махтумкули. И вот теперь — встреча с героями новой книги Клыча Кулиева: на этот раз с героями романа «Непокорный алжирец».В этом своём произведении Клыч Кулиев — дипломат в прошлом — пишет о событиях, очевидцем которых был он сам, рассказывает о героической борьбе алжирского народа против иноземных колонизаторов и о сложной судьбе одного из сыновей этого народа — талантливого и честного доктора Решида.


Хамза

Роман. Пер. с узб. В. Осипова. - М.: Сов.писатель, 1985.Камиль Яшен - выдающийся узбекский прозаик, драматург, лауреат Государственной премии, Герой Социалистического Труда - создал широкое полотно предреволюционных, революционных и первых лет после установления Советской власти в Узбекистане. Главный герой произведения - поэт, драматург и пламенный революционер Хамза Хаким-заде Ниязи, сердце, ум, талант которого были настежь распахнуты перед всеми страстями и бурями своего времени. Прослеженный от юности до зрелых лет, жизненный путь героя дан на фоне главных событий эпохи.


В самой глубине

Для Гретель слова всегда были настолько важны, что в детстве она вместе с матерью даже изобрела язык, который стал их собственным. Теперь Гретель работает лексикографом, обновляя словарные статьи. Она не видела мать с 16 лет, когда они жили в лодке на оксфордском канале. Воспоминания о прошлом, давно стершиеся, после одного телефонного звонка внезапно возвращаются: последняя зима на воде, загадочный сбежавший мальчик, странное неуловимое существо, живущее на реке. «В самой глубине» – вызывающий дебютный роман с сюрреалистической, жуткой атмосферой.


Небесные тела

В самолете, летящем из Омана во Франкфурт, торговец Абдулла думает о своих родных, вспоминает ушедшего отца, державшего его в ежовых рукавицах, грустит о жене Мийе, которая никогда его не любила, о дочери, недавно разорвавшей помолвку, думает о Зарифе, черной наложнице-рабыне, заменившей ему мать. Мы скоро узнаем, что Мийя и правда не хотела идти за Абдуллу – когда-то она была влюблена в другого, в мужчину, которого не знала. А еще она искусно управлялась с иголкой, но за годы брака больше полюбила сон – там не приходится лишний раз открывать рот.


Бруклинские глупости

Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.


Лягушки

История Вань Синь – рассказ о том, что бывает, когда идешь на компромисс с совестью. Переступаешь через себя ради долга. Китай. Вторая половина XX века. Наша героиня – одна из первых настоящих акушерок, благодаря ей на свет появились сотни младенцев. Но вот наступила новая эра – государство ввело политику «одна семья – один ребенок». Страну обуял хаос. Призванная дарить жизнь, Вань Синь помешала появлению на свет множества детей и сломала множество судеб. Да, она выполняла чужую волю и действовала во имя общего блага. Но как ей жить дальше с этим грузом?