Линия красоты - [61]

Несколько минут они плавали вдоль белых веревок, натянутых между плавучими кругами и обозначавших границы участка, отведенного для плавания. За веревками, как догадывался Ник, было мелко, и дно покрывала илистая грязь. Уани, оказалось, недурно плавает — высоко задрав голову, с тем решительно-веселым выражением лица, которое почему-то считается типичным для хороших спортсменов; остановившись отдохнуть у круга, он обернулся к Нику с улыбкой, которая могла означать и «Вот видишь, я могу!», и «Ну погоди, я тебе за это отплачу!», и то и другое вместе. Ник натянул очки, которые до сих пор болтались у него на шее, и нырнул. Под желтоватым блеском поверхности вода была грязно-зеленой, а ближе ко дну — коричневой, цвета бутылочного стекла. Он повернулся в воде, размышляя, какую бы шутку сыграть с Уани. Пузыри, блики солнца, черные тени листьев кружатся у ног Уани, по ленивым движениям которых ясно, что он не ожидает — или прикидывается, что не ожидает — нападения снизу. Вдруг Нику подумалось, что это очень уж по-детски, и вместо того, чтобы схватить Уани за ногу или пощекотать, он просто вынырнул, рассмеявшись ему в лицо. Пожалуй, он бы его поцеловал, если бы какой-то проплывавший мимо старикан не сверлил их любопытным взглядом.

Когда они снова двинулись вперед, Ник решил показать свое искусство: он уплывал вперед и, торжествуя, возвращался обратно к Уани, описывал вокруг него причудливые фигуры и все бросал взгляды по сторонам, пытаясь разглядеть, кто здесь есть. Трудно было что-то сказать по одинаковым мокрым головам; но мутные очки для плавания любой фигуре, застывшей на берегу или на плоту, придавали приятную недосказанность. Доплыв до плота, Ник перевернулся на спину и описал круг, пытаясь понять, знает ли ту пару, что сейчас там расположилась.

Сделав почти полный круг по пруду, Уани устал: некоторое время они просто болтались в воде, и Ник, сдвинув очки на лоб, осматривался кругом. Ему здесь нравилось, но сегодня, сравнивая нынешнюю тишину и малолюдность с прошлогодней толкучкой, он был разочарован. Должно быть, еще слишком рано: для купаний не сезон.

С плота донеслись крики и плеск воды: туда взбиралась новая компания. Ник ощутил укол любопытства, и ему захотелось показать людям Уани и покрасоваться перед ними самому — приятное двойное тщеславие. Уани как раз вздрогнул.

— Двигайся, а то замерзнешь! — посоветовал ему Ник и сам двинулся к середине пруда.

На плоту тем временем разворачивалась шутливая борьба: мускулистый блондин карабкался по приставной лесенке, а двое негров в черных плавках старались сбросить его в воду. Еще двое, мирно отдыхавшие на другом краю плота, поспешили присоединиться к отражающим нападение, и началась общая возня с хохотом и брызгами — возня, в которой одни беззаботно веселились, а другие старались показать себя. Ник поплыл быстрее: ему тоже захотелось поучаствовать.

Однако, когда он взобрался на плот, дело уже кончилось миром, и глазам его предстали бывшие противники, мирно раскинувшиеся рядышком — распростертые ноги, прижатые плавками под странными углами члены, мокрые волосы, блестящие капельки на коже. Мужчины под солнцем. Они напоминали бы отдыхающую команду пловцов, если бы иные уже не сплели руки и не дышали жарко друг другу в лицо, как бы невзначай соприкасаясь ногами в воде. Один, лежавший у самого борта, протянул Нику руку и помог залезть на плот, и еще двое подвинулись, чтобы дать ему место. Широко улыбаясь и дыша чуть тяжелее обычного, Ник занял место между двумя в середине. Была какая-то тонкая, летучая гармоничность во всем этом — склоненные ивы, и серебристая вода, и краткое воспоминание об одиноком детстве, и сильная рука, вытягивающая его из одиночества в сплоченный мужской круг.

— Это не тебя я видел в «Бэнге» на прошлой неделе? — спросил тот, что помог ему выбраться. Рука его так и осталась у Ника на плече.

— Наверное, нет, — ответил Ник, который, честно говоря, никогда там не бывал.

Однако человек этот и в самом деле показался ему смутно знакомым. Подумав, он припомнил, что видел его в «Y», в душевых, наверное, в прошлом году — и, приглядевшись к нему повнимательнее, заметил, что за прошедший год, пока сам Ник немного (чуть-чуть, совсем несерьезно) раздался вширь, этот парень, гибкий, черноволосый, с маленькими розовыми сосками — испанец, должно быть, — заметно похудел, отчего сделался красив какой-то неземной, почти пугающей красотой. Он чуть придвинулся к Нику, и по его лицу, по ищущему и испуганному взгляду Ник догадался: испанец знает, что означает его худоба, и боится, что это поймут и другие. Ник как бы невзначай отодвинулся от него: ему припомнились округлый зад и черные курчавые волоски, которые становились видны, когда испанец нагибался, и это воспоминание, в свою очередь, напомнило об Уани. Он огляделся вокруг. Уани видно не было — может быть, вернулся на берег? И тут снова началось веселье: испанец, резко поднявшись, прыгнул в воду, так, что весь плот зашатался и заскрипел. Послышались поощрительные крики, вслед за ним прыгнул один, потом другой… Скоро в воде у плота началась настоящая куча-мала. Ник и сам прыгал на плоту и что-то кричал — и вдруг заметил в воде, у самых своих ног, Уани. Тот, плотно сжав губы, чуть ли не со слезами на глазах, пытался пробраться сквозь мешанину рук и ног и влезть на плот.