Линия красоты - [60]

— Извини за кровать, — проговорил он и, откинув одеяло, подвинулся, чтобы дать ему место.

— А? — переспросил Лео.

— Боюсь, спать нам тут будет неудобно.

Лео сбросил одеяло и серьезно, без улыбки взглянул на Ника.

— А я сегодня спать и не собираюсь, — ответил он.

Ник застонал и протянул к нему руки. В первый раз он видел обнаженное тело Лео; и в первый раз видел на его лице, то бесстрастно-внимательном, то циничном, то беззаботном — обнаженное чувство. Не страсть, нет, не только страсть — в лице его Ник прочитал укор самому себе и сожаление о своей прежней медлительности, тщеславии и слепоте.

«Кому ты так прекрасно служишь?» (1986 год)

7

Ник, шедший первым, открыл калитку и придержал ее для Уани, чтобы внешний мир всего на несколько мгновений — пока не захлопнулась дверь с табличкой «Только для мужчин» — узрел ослепительное видение обнаженной плоти. Внутри под узким навесом располагался залитый бетоном двор, огороженный со всех сторон, со скамьями вдоль стен. Было бы в нем что-то от классического дворика, если бы не трубы и рифленое железо. Впрочем, от непринужденно выставленной напоказ наготы так и так попахивало классикой, а бетон, железо и запах стоялой воды напоминали об английской школе, где тоже презирается комфорт. По дороге через двор Ник кивнул двоим-троим знакомым, загоравшим во дворе с книжками и полотенцами. Его появление не осталось незамеченным: замерли или замедлились кое-какие разговоры, кое-какие взгляды поднялись, любопытно его обшарили, словно касаясь невидимыми пальцами, и переместились — с куда большим и нетерпеливым любопытством — на Уани, шедшего сзади. Его красота, отражающаяся в ледяно-голубых зеркалах, была здесь в новинку, и, когда они сели, лишь Ник заметил в его полуулыбке напряжение.

— Очень уж здесь примитивно, — заметил Уани так, словно это место подтвердило какие-то его подозрения насчет Ника.

— Знаю, — ответил Ник и улыбнулся. Это его и привлекало.

— А куда класть вещи?

— Просто оставь тут. Ничего с ними не случится.

Но Уани поморщился. В кармане джинсов у него лежали ключи от «Мерседеса», а часы, как он уже неоднократно сообщал Нику, стоили тысячу фунтов.

— Может быть, мне лучше не ходить внутрь? — проговорил он.

Похоже, Ник, никогда в жизни не владевший никакими материальными ценностями, совершил промашку — не учел потребностей миллионера.

— Правда, никто их не тронет. Оставь здесь. — И он протянул ему рюкзак с полотенцами и плавками.

— У меня часы стоят тысячу фунтов, — сказал Уани.

— Просто никому об этом не говори, — улыбнулся Ник.

Неподалеку от них обсыхал после купания приземистый кривоногий старик, покрытый коричневым загаром. В последний год Ник постоянно его здесь видел, то во дворе, то на бортике, то в самом пруду, но чаще всего — во внутреннем дворике, где люди в жаркие дни загорают обнаженными, лежа бедром к бедру. Морщинистое лицо его было все еще красиво: Нику казалось, что этот четкий профиль, приглаженный, в маршальской или адмиральской фуражке, так и просится на надгробный памятник. Он дружески кивнул старику, словно облеченному плотью духу-хранителю этого места, и старик сказал:

— Знаете, Джордж нас покинул. Стив мне сказал вчера вечером.

— Ох, — сказал Ник. — Очень жаль. Хотя я не знал Джорджа.

Он сразу сообразил, что «покинул» не значит «уехал на выходные», что это Джорджу понадобился надгробный памятник.

— Вы должны были знать Джорджа. — Он перевел взгляд на Уани: тот раздевался медленно, рассеянно, с паузами после каждой пуговицы, каждого носка. — Он часто здесь бывал. Всего тридцать один ему было.

— Я здесь в первый раз, — вежливо и холодно ответил Уани.

Старик кивнул, признавая свою ошибку; Нику показалось, они оба лопали в его глазах оттого, что не знали Джорджа.

Помолчав, Ник спросил:

— Как сегодня вода? — и, снимая рубашку, втянул живот, чтобы старик восхитился его фигурой. Но тот не ответил, да, похоже, и не расслышал вопроса.

На берегу Ник снова вырвался вперед и раскинул руки, как будто желая охватить весь пейзаж: зеленовато-серебристую водную гладь, вокруг — молодые ивы и боярышники, а дальше — залитый солнцем Хит. Нику нравилось собственное тело, и сейчас, легко отталкиваясь ногами от земли, он ощущал простительное самодовольство. На поверхности воды виднелись головы пловцов, и Нику казалось, что все они с любопытством на него смотрят. Посреди пруда плавал старый деревянный плот: здесь завязывались знакомства, эта плавучая платформа фигурировала в некоторых ночных фантазиях Ника. Сейчас там сидели и лежали с полдюжины мужчин, скоро он к ним присоединится. Он повернулся и широко улыбнулся, желая ободрить Уани: тот замешкался в конце крутой уступчатой лестницы, разглядывая головы пловцов, словно не мог сообразить, как же они туда попали. В длинный список того, что он умел делать красиво, плавание явно не входило. Ник, притащивший его сюда, вдруг почувствовал себя садистом. Ощущение было новое и интересное.

— Просто прыгай, — посоветовал он. — Это проще, чем входить медленно.

На Уани были тугие черные плавки, оттенявшие бледно-смуглую кожу, нежную и гладкую, и нахальный пенис сейчас торчал вверх смелым восклицательным знаком. Ник прыгнул сам, чтобы показать, как это легко, и на миг у него перехватило дыхание: под тонкой поверхностью нагретой воды скрывался холод. Он обернулся в воде, работая ногами, и кивнул Уани: тот присел в позе лыжника перед спуском, помедлил и наконец, решившись, полетел в пруд. Вынырнул он, отплевываясь и отчаянно колотя руками по воде, и секунду-две на лице его отражался неприкрытый страх. Черные кудри, отяжелевшие и развившиеся от воды, лезли ему в глаза и в уши. Ник подплыл к нему, и Уани схватил его за плечо: Ник позволил своим ногам легко, успокаивающе скользнуть меж его ногами, а свободной рукой откинул с его лица намокшие волосы — и это помогло, Уани встряхнулся и, словно ничего и не случилось, торопливо, по-собачьи поплыл прочь.