Линия красоты - [109]

— Да, в общем, нет, — отозвалась Кэтрин.

— На свете существуют богатые и бедные, так всегда было и всегда будет, — сказала Салли.

Джеральд, которому гости явно опротивели, не отрывая напряженного взгляда от бассейна, сказал:

— Моя дочь полагает, что мы должны все свое имущество раздать беднякам.

— Нет, конечно, не все. Но почему бы не помочь, если можешь помочь? — И она блеснула зубами в хищной улыбке.

— А вы что-нибудь положили в ящик? — перешел в наступление сэр Морис.

— У меня не было с собой денег, — ответила Кэтрин.

— Моя дочь, — продолжал Джеральд, — живет в странном заблуждении, что она — представительница бедных, угнетенных классов, а не… не та, кто она есть. Боюсь, спорить с ней невозможно, она просто повторяет одно и то же.

— Вовсе нет, — возразила Кэтрин; теперь она начала сердиться. — Просто не понимаю: если у тебя есть, скажем, сорок миллионов, зачем лезть из кожи вон, чтобы их стало восемьдесят?

Сэр Морис только пожал плечами, и брови его полезли наверх, словно он никак не ожидал услышать подобную глупость.

— Для этого не нужно лезть из кожи вон. Большие состояния растут сами, — попытался объяснить Тоби.

— Но зачем человеку столько денег? Это как с властью: люди стремятся к ней, а вот объясните, зачем человеку власть? Какой в ней смысл?

— Смысл власти, — ответил Джеральд, — в том, чтобы изменить наш мир к лучшему.

— Вот именно, — подтвердил сэр Морис.

— Значит, ты добиваешься власти, чтобы что-то изменить к лучшему? Что-то конкретное? Или наоборот — тебе нравится сама власть, само чувство, что ты можешь что-то менять?

— По-моему, это все равно что спрашивать, что было раньше — курица или яйцо, — сказала Салли.

— А по-моему, хороший вопрос, — заметил Тоби и украдкой взглянул на красную, рассерженную физиономию Мориса.

— Будь у меня власть, от чего боже упаси… — начала Кэтрин.

— Аминь, — вставил Джеральд.

— Я бы запретила людям иметь сто пятьдесят миллионов фунтов.

— Ну вот и ответ на ваш вопрос, — проговорил сэр Морис. И, коротко рассмеявшись, добавил: — Должен вам заметить, не ожидал я здесь услышать подобные разговоры!

— Боюсь, Морис, это все художественная школа виновата, — пробормотал Джеральд; Нику, впрочем, показалось, что на сей раз поведение Кэтрин не слишком его расстроило.

(4)

В тот же вечер за ужином зазвонил телефон. Трубку взяла Лилиана, и все за столом прислушались, стараясь угадать, кого позовут. Ник не ждал звонков, но втайне надеялся, что какие-нибудь неотложные дела вызовут Типперов домой. Однако к телефону позвали «мадам». Застольная беседа продолжалась, но с паузами; все прислушивались к отрывочным репликам Рэйчел у телефона, затем Рэйчел прикрыла дверь в столовую, и прислушиваться стало не к чему. Несколько минут спустя Ник увидел, что в окне ее спальни зажегся свет. Ужин Рэйчел стоял недоеденным на столе, и воздух вокруг него, казалось, сгущался от смутной тревоги. Наконец она вернулась на кухню, и, когда Джеральд спросил, не налить ли ей еще вина, ответила: «Да, пожалуйста» — и стало ясно, что ее можно расспрашивать, пусть и обиняками.

— Надеюсь, новости хорошие, — сказала Салли Типпер. — Нам, когда мы на отдыхе, вечно звонят с дурными новостями.

Рэйчел вздохнула, поколебалась, поймав тревожный взгляд Кэтрин.

— Мне очень жаль, милая, — сказала она. — Дядя Пэт. Он умер сегодня утром.

Нож и вилка Кэтрин застыли в воздухе, из глаз брызнули слезы.

— Боже мой, как жаль! — проговорил Ник, более тронутый горем Кэтрин, чем смертью Пэта.

Он понимал, что сейчас зайдет речь о СПИДе, и заранее готовился к тому, что на него, как на единственного за столом открытого гея, будут смотреть так, словно он каким-то образом виноват в смерти Пэта Грейсона. Угадывал он и то, что семья Федденов постарается как-нибудь завуалировать эту тему.

— Ужасно жаль, — сказал Джеральд и пояснил: — Пэт Грейсон, знаете, актер, на телевидении… — Нику вспомнилось, как три года назад, в Хоксвуде, когда Пэт был еще здоров и популярен, Джеральд с гордостью именовал его «телезвездой». — А кто звонил, дорогая?

— Терри, — ответила Рэйчел так тактично, что голос ее был почти неслышен.

— Мы почти не смотрим телевизор, — сказала Салли Типпер. — Совершенно нет времени! Морис так много работает, и потом, мы путешествуем… Честно говоря, мы по нему и не скучаем. А где снимался этот ваш друг?

Тоби, тоже явно потрясенный, ответил:

— В «Седли», в главной роли. Он отлично играл, в самом деле.

— Это что, мыльная опера? — дернув головой, поинтересовалась Салли Типпер.

— Ник, скажи, пожалуйста, — начал Джеральд, — это ведь не совсем мыльная опера…

— Комедийный приключенческий сериал, — пояснил Ник, которому очень хотелось, чтобы Пэт понравился Типперам до того, как они узнают правду. — Седли — это обаятельный мошенник, который всегда выходит сухим из воды.

— И настоящий сердцеед, — добавил Джеральд.

Уани сказал:

— Мне он тоже показался обаятельным, когда мы виделись… в доме у Лайонела, помните… интересно было бы посмотреть фильм…

— Да, — сказала Рэйчел и погладила Кэтрин по руке, словно говоря: всему свое время, погоревали и будет. Ник вдруг понял, что у себя в спальне она, должно быть, плакала — хотя по лицу этого ни за что нельзя было предположить.