Линия длиной 15000 метров - [17]

Конечно, нельзя винить только журналистов за то, что происходит обеднение нашего родного языка. Да и не всех журналистов можно за это винить. Нельзя судить категориями. Большая вина лежит и на тех, кто издаёт бесчисленное количество инструкций, положений, памяток, написанных этим уродливым языком. В профкоме одного ПТУ я прочитал название брошюры: «Положение об улучшении отпуска сбалансированного рациона питания и контроля за полнотой утверждённого набора продуктов на одного учащегося». Стыдно, очень стыдно! Вместо того чтобы хорошо кормить учащихся, профсоюзные работники составляют брошюры, позволяющие им в первую очередь выслуживаться перед своим руководством.

Поэтому подобный осквернённый русский язык и входит в нашу жизнь, что он позволяет выслуживаться, докладывать, создавать видимость работы. Во время съезда комсомола я смотрел телемост. С одной стороны телемоста — сибирская стройка, с другой — Дворец съездов. С того конца телемоста рабочий спрашивает у делегатов: «Когда вы нам наконец пришлёте рабочую форму?» Отвечает одетый с иголочки комсомолец-делегат: «По этому вопросу мы уже второй год владеем обстановкой!»

Мало кто задумывается над тем, что многие из этих выражений неграмотны. Мне недавно позвонили из одного райкома комсомола и спросили, кого бы я мог рекомендовать им для выступления. Я предложил позвонить Е. Петросяну. Инструктор мне ответил: «На Петросяна мы уже выходили». Выходить можно на медведя. А на Петросяна выходить нельзя. Так же неправильно говорить: «Институт стали и сплавов», потому что сталь — это уже сплав. А как больно слышать выражение «восстановить разруху».

С другой стороны, разве можно ждать грамотности от молодого поколения, если даже учительница русского языка в средней школе однажды при мне сказала на конференции: «После ремонта наша школа стала негодна для эксплуатации детей». В школьном учебнике русского языка написано, что существует несколько стилей в языке: деловой, разговорный, газетный, литературно-художественный и т. д. Я понимаю, что учёные могут защищать докторские диссертации на эти темы. Чем больше будет этих диссертаций, тем больше будет у нас официально считаться стилей. Но смешно думать, что, приходя на рынок, я должен говорить одним стилем, на работе — другим, дома — третьим, читать и думать на четвёртом… Трудно представить себе Пушкина, который, написав: «Я помню чудное мгновенье», сядет писать статью в газету, в которой будет восхищаться «закромами Родины». А на следующий день в разговоре с цензором будет защищать ассортимент своих стихов.

Я представляю себе Пушкина в этой ситуации потому, что именно он в прошлом веке оздоровил русский язык, привнёс в него народную образность, мудрость, народное мышление. В то время как «избавленные чином от ума» уже тогда уродовали язык иностранными словами и бюрократизмами. И вот теперь эта же опасность угрожает нашему современному языку. И угрожает всерьёз! Восемнадцать миллионов управленческого аппарата живут по инструкциям, положениям и памяткам, написанным языком канцелярского красноречия. И если филологи узаконивают в новых словарях подобные уродства, значит, эти филологи принадлежат не к истинно российским учёным, а, как точно написано в гардеробах множества институтов, всего лишь к «профессорско-преподавательскому составу». То есть ещё к одному обезличенному контингенту. Потому что не может учёный-филолог или преподаватель русского языка, который любит своё Отечество, сразу после издания антиалкогольного постановления выбросить из учебников русского языка стихи Пушкина: «Выпьем, няня, где же кружка». Или этот представитель современной филологии считает, что великий поэт в свете последних постановлений подаёт детям дурной пример спаивания своей няни? Но ведь сейчас, говорят, готовится постановление по борьбе со СПИДом. Значит, пришла пора выбросить из школьной программы все стихи о любви. Что это за безобразие! «Я помню чудное мгновенье!» Мгновенье, может, и чудное, а кто его знает, чем оно может закончиться?!

Благодаря таким приспособленцам преподавание литературы в школе, к сожалению, чем-то напоминает прививку. Ввели в детстве небольшую дозу вакцины оспы — и человек никогда больше ею не заболеет. Так и с классиками в школе. Ввели небольшую дозу Некрасова, Достоевского, Толстого — и на всю жизнь у всех к ним иммунитет выработан.

Вот и вырастают одно за другим поколения, которые не чувствуют живого литературного русского языка, не понимают, как обидно человеку услышать, что в самый счастливый день тебя назвали «обраченным».

Неужели придёт время, когда влюблённые будут приходить к своим девушкам с цветами… простите, с букетами цветочно-штучных изделий… и ласково делать такое заявление: «Дорогой друг и товарищ! Я испытываю к тебе всесторонние любовные ощущения, давай организуем с тобой долгосрочную семейную ячейку на взаимовыгодной основе». А дети, возвращаясь домой из детского сада, будут говорить родителям: «Мы сегодня всем коллективом играли в войну в обстановке сердечности и полного взаимопонимания!»

Язык отражает мышление человека. Раз обедняется язык, значит, обедняется мышление. Понятно, что для бюрократа его язык, мышление, дела и зарплата составляют единую гармонию. Но невольно задумываешься, сколько же их, обеднённых' духом и мышлением людей, если они смогли повлиять на язык нескольких поколений.