Лимон - [6]
В гостинице молодые горничные зачастую поддразнивали его. Поставят в коридоре веник вверх тормашками, наденут на него полотенце, как будто это Кадзии. Он об этом не знал, или знал и не обращал внимания, скорее, последнее. Казалось, что все происходящее вокруг никак его не касается. Мы тоже были молоды и не понимали, что кроется за его внешней отрешённостью.
Как-то раз большой компанией мы отправились на прогулку. Проходили мимо того места, где течение реки было особенно бурным. Кто-то сказал: "При таком сильном течении невозможно плыть". Кадзии хитро прищурился и сказал: "Можно. Попробуем" — и, скинув одежду, прыгнул в речку с моста. Тогда я подумала, что с ним шутить опасно».
Летом Кадзии получает телеграмму о роспуске журнала «Аодзора». Количество участников к тому моменту возросло, меж литераторами стали нередки споры об идеологической направленности журнала. Бывшие участники «Аодзора» планировали создание нового журнала, приглашая для участия и Кадзии. Впоследствии журнал получил название «Бунгэй тоси» («Литературная столица»).
Кадзии надеется на скорое выздоровление и все время планирует вернуться домой, обрести самостоятельность и не брать больше деньги у родителей, возобновить занятия в университете и написать диплом, но по-прежнему остается в Югасима. Он пишет небольшой рассказ «Тьма». Впоследствии он выбирает из него несколько эпизодов и создаёт «Горнюю лазурь», «Рассказ о сточной трубе» и «Эмаки во тьме». В письме к другу он пишет: «Здесь уже почти настоящая зима, на лысой горе листва опадает, небо стало прозрачным, кое-где цветёт камелия, через две недели будет ровно год, как я приехал сюда. Часто думаю, что шаг за шагом я постепенно приближаюсь к той картине природы, которую увидел, впервые приехав сюда, как раз в то время краснела листва клёна.
Год прошёл, новых планов не появилось. Двадцать семь лет — возраст, когда я должен всё значительно изменить. Из-за своей болезни я похоронил себя здесь, в Югасима. Не говорит ли это о моей бесхарактерности? Вместо того, чтобы стремиться к жизни, я погрузился в размышления о смерти (не волнуйся, всё это только мысли). Я отказываюсь от любви, я пытаюсь скрыться от жизни в обществе, и темнота меня радует больше солнечного света. Чувствую, именно сейчас я могу написать окончание "Зимнего солнца". Однако подобные вещи противоречат человеческой природе, и вряд ли бы это обладало хоть какой-нибудь ценностью, разве что как пример странного душевного состояния для учебника по психологии.
Размышляя подобным образом, я решил продолжать писать.
Пока всё ещё в черновиках. "Рассказ о сточной трубе" я дописал (пять-шесть страниц), однако нужно ещё немного поработать над стилем, так печатать нельзя. Кроме этого написал ещё четыре-пять коротких рассказов, но тоже сложности со стилем. Терпения не хватает. С самого начала хотел писать короткие рассказы, однако теперь понимаю, что это вовсе не так просто.
Порой, кажется, что уныние меня просто загрызёт. В такие минуты ругаю вдохновение. Хочется создать что-нибудь серьёзное».
Кадзии завершает работу над рассказом «Инструментальная иллюзия». Материалом для написания этого рассказа послужили концерты Жиля Марше, проходившие в октябре 1925 года в Токио. Проходит несколько лет после концертов, прежде чем Кадзии берётся за их описание.
10 ноября 1927 года он идёт на представление дзёрури.[14] В одном из писем он пишет об актёре-сказителе: «Нездорового вида старик, но звуки сямисэна,[15] его голос порождали что-то вроде инструментальной иллюзии».
«Инструментальная», вероятно, было для него ключевым словом. Звуки, извлекаемые из инструмента, словно не зависят от исполнителя, словно рождаются сами по себе без его вмешательства, подобно иллюзии.
В Киото и Токио Кадзии часто посещал концерты, и эти впечатления навели его на мысль об «инструментальной иллюзии», а во время представления дзёрури он вспомнил о концерте французского пианиста, который и стал местом действия рассказа.
В трёх рассказах: «Горняя лазурь», «Рассказ о сточной трубе», «Инструментальная иллюзия» — есть нечто общее. Повествование идёт от первого лица, а эмоциональные замечания, как, например, «ну разве это не удивительно», «не играл ли и читатель в эту игру в детстве», а также сочетания таких слов как «весь мир», «вечная тоска», «беспредельное одиночество», стилистически напоминают критикам стихи в прозе Бодлера, оказавшего на Кадзии значительное влияние. Кадзии с давних пор интересовался поздним романтизмом во французской литературе, а в его записной книжке сохранилось даже несколько переписанных им стихотворений Бодлера из сборника «Меланхолия Парижа». В воспоминаниях Ито Сэй[16] встречаются следующие строки: «Однажды он пересказывал мне стихотворение Бодлера "Стекольная лавка". Эпизод, в котором герой бросает камень в окно стекольного магазина, чтобы рассеять скуку. Стёкла были красными, матовыми, и перед моими глазами встала картина разноцветных стеклянных брызг. Однако, когда спустя некоторое время я прочел оригинал, в нём было обычное, прозрачное стекло. У Мотодзиро получилось куда как выразительнее. Все его рассказы — сказочно красивы».
Фрэнклин Шоу попал в автомобильную аварию и очнулся на больничной койке, не в состоянии вспомнить ни пережитую катастрофу, ни людей вокруг себя, ни детали собственной биографии. Но постепенно память возвращается и все, казалось бы, встает на свои места: он работает в семейной юридической компании, вот его жена, братья, коллеги… Но Фрэнка не покидает ощущение: что — то в его жизни пошло не так. Причем еще до происшествия на дороге. Когда память восстанавливается полностью, он оказывается перед выбором — продолжать жить, как живется, или попробовать все изменить.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.
«Дневник безумного старика» выдающегося японского писателя XX в. Танидзаки Дзюнъитиро является одним из наиболее известных произведений не только этого автора, но и всей послевоенной японской литературы. Повесть переведена на многие языки.Перевод на русский язык осуществлён впервые.Роман классика современной японской литературы Дзюнъитиро Танидзаки (1889–1965) «Дневник безумного старика» заслуженно считается шедевром позднего периода творчества этого замечательного писателя. Написанный всего за три года до смерти автора и наделавший много шума роман поражает своей жизненной силой, откровенным эротизмом и бесстрашием в описании самых тонких, самых интимных человеческих отношений.
Ёсиюки Дзюнноскэ (1924–1994) — известный писатель так называемой «третьей волны» в японской литературе, получивший в 1955 г. премию Акутагава за первый же свой роман. Повесть «До заката» (1978), одна из поздних книг писателя, как и другие его работы, описывает частную жизнь, отрешённую от чего-либо социального, эротизм и чувственность, отрешённые от чувства. Сюжет строится вокруг истории отношений женатого сорокалетнего мужчины Саса и молодой девушки Сугико, которая вступает в мир взрослого эротизма, однако настаивает при этом на сохранении своей девственности.В откровенно выписанных сценах близости, необычных, почти неестественных разговорах этих двух странных любовников чувствуется мастерство писателя, ищущего иные, новые формы диалогизма и разрабатывающего адекватные им стилевые ходы.
Лауреат престижных литературных премий японская писательница Масако Бандо (1958–2014) прославилась произведениями в жанре мистики и ужасов, сумев сохранить колорит популярного в средневековой Японии жанра «кайдан» («рассказы о сверхъестественном»). Но её знаменитый роман «Дорога-Мандала» не умещается в традиционные рамки современного «кайдана», хотя мистические элементы и играют в нём ключевую роль. Это откровенная и временами не по-женски жёсткая книга-размышление о тупике, в который зашла современная Япония.
Содержание:ЛОУЛАНЬ — новеллаПОТОП — новеллаЧУЖЕЗЕМЕЦ — новеллаО ПАГУБАХ, ЧИНИМЫХ ВОЛКАМИ — новеллаВ СТРАНЕ РАКШАСИ — новеллаИСТОРИЯ ЦАРСТВА СИМХАЛА — новеллаЕВНУХ ЧЖУНХАН ЮЭ — новеллаУЛЫБКА БАО-СЫ — новеллаВпервые читатель держит в руках переведенную с японского языка книгу исторических повестей и рассказов, в которых ни разу не упоминается Япония. Более того, среди героев этих произведений нет ни одного японца. И, тем не менее, это очень японская книга. Ее автор — романист, драматург, эссеист, поэт, классик японской литературы XX в.