Лимон - [39]
Ещё пять, шесть лет назад его болезнь, словно бы заранее договорившись со смертью, не причиняла ему ничего, кроме какой-то сладкой грусти, и так проходило время. Но однажды он заметил, что его не волнует больше ничего, кроме еды и отдыха, а те желания и чувства, которые он взращивал в себе: гурманство, праздность, любопытство, постепенно уносили от него волю жить. Он не раз пытался взять себя в руки, вернуть себе вкус жизни. Однако его мысли и действия как-то незаметно превратились в пустой звук и, утратив былую подвижность, замерли. Такая картина предстала перед ним.
«Немало людей с такими симптомами умирали по истечении определенного времени. Такие симптомы появились и у тебя».
Когда один его знакомый, большой ученый, впервые сказал ему это, он не стал спорить с ним, хотя ненавидел эти слова, и его голова отказывалась принимать их. Но теперь он больше не противился им. Ему уготована белая, как гипс, постель, а потом чёрная земля, в которую он уйдёт через несколько лет.
Спускалась ночь, донеся стук колотушки сторожа, где-то во мраке своего сердца Такаси прошептал:
«Доброй ночи, матушка».
Стук колотушки отзывался со склонов, со стороны усадеб около дома Такаси, и по изменению его эха можно было представить, куда идет сторож. Лай собак вдалеке походил на скрип в лёгких. — Наконец Такаси увидел ночного сторожа. А затем силуэт матери. На сердце все сгущались сумерки, и он вновь прошептал:
«Доброй ночи, матушка».
3
Закончив уборку в комнате, Такаси настежь распахнул окно и прилёг на тростниковую кушетку. Услышав птичью трель «дзю-дзю», он пригляделся и в тени живой изгороди увидел камышовку, неумело выводившую мелодию.
Приподняв голову, чтобы получше разглядеть её, он, имитируя птичью трель, просвистел «дзю-дзю». — Когда-то давно у него была канарейка.
Ослепительные лучи утреннего солнца бисером рассыпались по листве. Обычно камышовки настораживаются, услышав свист Такаси, но эта так же, как и его канарейка, не обратила на него никакого внимания. Она была толстой, видимо, много ела, — словно бы надела пуховый жилет. — Когда Такаси умолк, она равнодушно упорхнула на одну из нижних веток.
На другой стороне низины возле усадьбы, принадлежавшей какому-то аристократу, виднелся сад, залитый солнечным светом. На сухой жёлтой траве лежал красный футон.[69] — Такаси встал необычно рано, и это утро его восхитило.
Немного погодя Такаси увидел блестящие красные плоды целаструса,[70] которые висели над крышей, осыпанной засохшими коричневыми листьями, а затем вышел за ворота.
Под безветренным синим небом пожелтевшее дерево гинкго, отбрасывая тень, застыло в неподвижности. Длинный забор, облицованный белой плиткой, светится чистотой прозрачного зимнего дня. Вдоль забора медленно бредёт старуха с малышом за спиной.
Спустившись по длинному склону, Такаси направился на почту. Дверь почты, залитой солнечным светом, непрестанно хлопала, люди и свежий утренний воздух врывались внутрь. Такаси подумал, что уже давно он не дышал таким воздухом.
Он медленно взбирался на холм. Уже распустилась камелия и аралия. Увидев бабочек, Такаси удивился, ведь декабрь на дворе. А вдогонку за ними словно яркие солнечные точки неслись слепни.
«Счастье — словно безумие», — подумал он. На солнце его разморило, и он остановился передохнуть. — Неподалёку играли дети. Девочки и мальчики четырёх-пяти лет.
«Наверное, не заметят», — решил Такаси, и сплюнул мокроту в мелкую канаву с водой. Он направился к детям. Некоторые девочки были на удивление шумными, а мальчики, наоборот, выглядели очень спокойно. На дороге камешком были вычерчены неумелые линии. — Такаси вдруг подумал, что всё это уже где-то видел. В душе что-то всколыхнулось. Слепень, пробудивший воспоминания, улетел в бескрайнее прошлое Такаси. В то ясное декабрьское утро.
Слепень отыскал его. Камелия. Дети, играющие рядом с опавшими цветами. Он забыл дома рисовую бумагу, отпросился у учителя и стремглав побежал обратно домой. Ему казалось, что это утро какое-то необычное: у всех занятия, а он возвращается из школы. Словно бы в час священнодействия ему разрешили подглядеть за чем-то запретным, — подумал Такаси и улыбнулся.
После обеда солнце, как и всегда, будет клониться к горизонту, от этой мысли Такаси стало грустно. Солнце светит так слабо, словно это лучи на потертых детских фотографиях.
Как могут тосковать о прошлом те, у кого нет надежды на будущее? Разве за последнее время у него были такие светлые надежды на будущее, как сегодня? Не являются ли мысли, которые крутятся в голове этим утром, доказательством его вальяжных привычек, смахивающих на привычку какого-нибудь русского аристократа завтракать в два часа дня.
Возвращаясь к почте, он стал спускаться по длинному склону.
«Прошу забыть о моей просьбе, о которой я написал сегодня утром. Я передумал».
Ещё сегодня утром он подумывал о том, чтобы перебраться к тёплому морскому побережью и провести там зиму, поэтому написал письмо приятелю, живущему в тех местах с просьбой подыскать жильё.
Почувствовав сильную усталость, он, с трудом переводя дыхание, возвращался по тому же самому склону домой. Не прошло и дня, как холодный зимний ветер растрепал ветви дерева гинкго, которые в лучах утреннего солнца отбрасывали густую тень. Теперь опавшие листья блестели на дороге, погруженной в сумерки. Он почувствовал сентиментальную привязанность к этим листьям.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.
«Дневник безумного старика» выдающегося японского писателя XX в. Танидзаки Дзюнъитиро является одним из наиболее известных произведений не только этого автора, но и всей послевоенной японской литературы. Повесть переведена на многие языки.Перевод на русский язык осуществлён впервые.Роман классика современной японской литературы Дзюнъитиро Танидзаки (1889–1965) «Дневник безумного старика» заслуженно считается шедевром позднего периода творчества этого замечательного писателя. Написанный всего за три года до смерти автора и наделавший много шума роман поражает своей жизненной силой, откровенным эротизмом и бесстрашием в описании самых тонких, самых интимных человеческих отношений.
Ёсиюки Дзюнноскэ (1924–1994) — известный писатель так называемой «третьей волны» в японской литературе, получивший в 1955 г. премию Акутагава за первый же свой роман. Повесть «До заката» (1978), одна из поздних книг писателя, как и другие его работы, описывает частную жизнь, отрешённую от чего-либо социального, эротизм и чувственность, отрешённые от чувства. Сюжет строится вокруг истории отношений женатого сорокалетнего мужчины Саса и молодой девушки Сугико, которая вступает в мир взрослого эротизма, однако настаивает при этом на сохранении своей девственности.В откровенно выписанных сценах близости, необычных, почти неестественных разговорах этих двух странных любовников чувствуется мастерство писателя, ищущего иные, новые формы диалогизма и разрабатывающего адекватные им стилевые ходы.
Лауреат престижных литературных премий японская писательница Масако Бандо (1958–2014) прославилась произведениями в жанре мистики и ужасов, сумев сохранить колорит популярного в средневековой Японии жанра «кайдан» («рассказы о сверхъестественном»). Но её знаменитый роман «Дорога-Мандала» не умещается в традиционные рамки современного «кайдана», хотя мистические элементы и играют в нём ключевую роль. Это откровенная и временами не по-женски жёсткая книга-размышление о тупике, в который зашла современная Япония.
Содержание:ЛОУЛАНЬ — новеллаПОТОП — новеллаЧУЖЕЗЕМЕЦ — новеллаО ПАГУБАХ, ЧИНИМЫХ ВОЛКАМИ — новеллаВ СТРАНЕ РАКШАСИ — новеллаИСТОРИЯ ЦАРСТВА СИМХАЛА — новеллаЕВНУХ ЧЖУНХАН ЮЭ — новеллаУЛЫБКА БАО-СЫ — новеллаВпервые читатель держит в руках переведенную с японского языка книгу исторических повестей и рассказов, в которых ни разу не упоминается Япония. Более того, среди героев этих произведений нет ни одного японца. И, тем не менее, это очень японская книга. Ее автор — романист, драматург, эссеист, поэт, классик японской литературы XX в.