Лиля Брик: Её Лиличество на фоне Люциферова века - [145]
Рассказ Лимонова подхватила сама Щапова — прототип главной героини скандального романа «Это я — Эдичка». Она стала не только первой русской манекенщицей в Нью-Йорке, но и литератором, нанеся экс-мужу контрудар под названием «Это я — Елена». Позже она выйдет замуж за итальянского графа де Карли и будет раздавать интервью о своих приключениях, об эмиграции в США… О том, как они с Лимоновым приехали в Переделкино к Брик и Катаняну и Лиля встретила их на пороге дачи: «“Леночка, я хочу подарить вам на память бриллиантовый браслет, который очень давно купил мне Ося. (Она имела в виду своего первого мужа Осипа Брика.) Этот браслет может подойти только мне или вам”, — и отправилась на второй этаж, в спальню. Вдруг вижу, как Вася Катанян, муж Лили, меняется в лице и молча бросается вслед за женой. Мы сидим на террасе за роскошно накрытым столом и ждем хозяев. Проходит пять минут, десять, двадцать… Через полчаса я не выдерживаю: “Эд, я умираю с голоду. Давай есть, плевать на браслет”. Наконец они появляются. Лиля очень взволнованно говорит: “Леночка, извините, я передумала…” “Ну что вы, Лиля! Глупости! Забудем об этом, а то чувствую себя героиней Куприна: какие-то страсти по гранатовому браслету!” — смеюсь я с облегчением»[581].
Щапова пересказывает еще один довольно пикантный эпизод, обнажающий вражду двух соперниц, заочно боровшихся за звание музы Владимира Маяковского, — Лили и Татьяны Яковлевой: «Она показала мне в альбоме фотографию красивой женщины. “Как вы ее находите? Эта дама — последняя любовь Маяковского”. — “Хорошенькая”. — “Да? — сухо спросила Лиля и быстро захлопнула альбом. — Странно, такое простое личико…”»[582].
Спустя какое-то время, покоряя олимп моды в Нью-Йорке, Щапова неизбежно оказалась в доме Алекса Либермана и Татьяны Яковлевой, небожителей из вселенной «Вога». Она рассказала Алексу, что видела фото Татьяны в альбоме Брик. «“Ни в коем случае не рассказывайте об этом Тане, они же друг друга ненавидят”, — забеспокоился Алекс. Но в первую же встречу с Татьяной я поняла, что она всё знает: “Я слышала, вы видели какое-то фото у Брик. Так вот, это не я, а моя дочка Фроська”. Она переживала, что ее фотография неудачна. Потрясающе: этих двух женщин до последнего вздоха волновала их слава красавиц, по которым убивался русский поэт!»[583]
Лимонов, пришедший тогда к Либерманам вместе со Щаповой, вторично ужаснулся: «Татьяна поразила меня тем, что оказалась сухопарой, раскрашенной, как клоун, женщиной. “Клоун!” — назвал ее я. Потом я вспомнил первое появление Лили и подумал, что наш великий поэт В. Маяковский подсознательно выбирал одного типа женщин, пусть они и были разного роста и облика. Экстравагантность, светскость, яркость, аляповатость и в конце концов кинематографическая ужасность»[584]. Лиля, кстати, облагодетельствовала и Лимонова — вручила ему рекомендательные письма к Арагону; но когда Лимонов доехал до Парижа, Арагон уже умер.
Впрочем, Лиля в последние годы и вправду поражала воображение. Знакомые, которые в 1970-е годы учились в московской школе № 5 на Кутузовском проспекте, рассказали: как-то раз, когда они гуляли во дворе, один знакомый мальчик указал на какую-то удивительную старуху и сообщил, что это Лиля Брик. «Лиля Брик» — эти два слова детям ни о чем не говорили, но звучали красиво, запоминались. Старуху со звонким именем везли в кресле двое представительных мужчин. «Пиковая дама», — подумалось детям.
То же впечатление возникло и у мужа племянницы Василия Абгаровича, когда он впервые столкнулся с новыми родственниками: «Женщина была довольно небольшого роста, весьма согбенна, в дорогом, но не вызывающем женском наряде. Но вот лицо ее!.. Оно было в обрамлении рыжих волос, на нем значительное количество косметики, ярко нарумяненные щеки, тонкая прямая линия бровей, казалось, подведенных выше заданной, естественной, природной высоты. “Пиковая дама!” — такая возникла у меня образная ассоциация»[585].
Секрет разноуровневых Лилиных бровей раскрыла актриса Татьяна Васильева, работавшая в то время в Московском академическом театре сатиры:
«На Лиле Юрьевне надето платье в пол от Кардена, на руках — красный маникюр. Ярко-рыжие волосы, из которых она заплетала тоненькую косичку. Эту косичку венчал красный бантик. Если некому было сделать ей грим, то этот грим делала сама. Поскольку от возраста у нее дрожали руки, то получалось, что одна бровь летела вверх, другая была опущена. Зигзагом шел контур на губах. Но всё это не имело никакого значения, потому что ее выход к гостям был похож на выезд королевы.
Она выезжала в гостиную на коляске. Или ее под руки выводили невероятной красоты молодые мужчины. Многие из них, как я понимаю, были геями. Лиля Юрьевна их очень любила, с ними было легко дружить. В гостиной всегда накрыт стол, на столе — заграничная еда. Даже сосиски у нее были заграничные, а в специальном термосе дожидалось теплое пюре. А я как назло всегда приходила голодная, и этот запах еды только возбуждал аппетит»[586].
Лиля умела смущать и огорошивать людей. В 1960-м ее старый знакомец поэт Семен Кирсанов женился в третий раз — на молодой комсомолке Людмиле. На склоне лет та вспоминала о Лиле Юрьевне в разговоре с журналистом, мастером интервью Феликсом Медведевым: «Лиля язвила, она была резким человеком. При муже она задавала мне неловкие вопросы: курю ли я, пью ли я? Могла задать любой вопрос, с потолка. “Люсенька, вы такая молодая, красивая… Скажите, у вас есть любовники?”»
