Лилит (сборник) - [31]

– Один.

– Тогда мы к тебе сейчас двигаем. У меня три бутылки вина есть!

– Не знаю, неудобно как-то. Я ж их не знаю.

– Чего тебе неудобно? Сейчас узнаешь. Не виделись, к тому же, тысячу лет. А телки – просто кровь с молоком.

– Ну ладно, приезжайте, – согласился я.

Приехали они через два часа. Похоже, все уже навеселе были. Вино достали, и понеслось. А я от Ларисы – так одну из них звали – глаз отвести не могу. И Федька на нее запал. Федька парень хоть куда, кудрявый, здоровенный. Не сладить мне с ним, думаю. А потом вижу, Лариса со мной все рядом сидит. Я для храбрости тогда вина пару стаканов засадил. На этом мои воспоминания о том вечере и обрываются: как в пропасть какую провалился. Утром глаза открываю. Башка трещит, и что-то тяжелое на грудь давит. Опускаю взгляд – женская голова. Блондинка. Ба! Да это ж Лариса! Она тут на меня свои голубые глаза подняла и поцеловала прямо в губы. И опять мне показалось, что я в пропасть какую провалился. Только пропасть эта была словно медом намазана – так мне хорошо стало.

Когда я снова глаза открыл, Лариса на мне сидела. Ни дать, ни взять – Афродита, одна из граций тех. Потом она и говорит:

– Что же ты со своим другом драку затеял?

– Разве? – отвечаю. – По правде, я не помню.

– Так ничегошеньки и не помнишь?

– Есть у меня такая особенность. Как выпью, в драку лезу, а потом не помню ничего. Но ты не бойся. Я это о себе знаю и пью очень редко.

– Что же ты вчера тогда напился?

– Это я чтобы стеснительность преодолеть.

– А что тебя стесняло-то?

– Да уж больно ты мне понравилась.

– Понравилась, значит? – спрашивает. А глазами блестит, и голос божественный. Потом к зеркалу в чем мать родила подходит, по бедрам себя, по груди поглаживает и говорит:

– А некоторые думают, что я толстовата.

– Ты Афродита.

– Кто?

– Грация, грация, – пролепетал я.

– Кто, кто?

– Богиня ты.

– Вот и я говорю: мужчины не собаки, на кости не бросаются, – сказала она и снова ко мне повернулась спокойно так, будто бы она одетая была. До работы я в тот день не доехал, в общем.

Когда ужинать сели, – а ужинать у меня остались, – выяснилось, что Лариса сама из Днепропетровска. В Лыткарино приехала к своим родственникам. Думает работу какую подыскать в Москве. В Днепропетровске с работой плохо дело обстоит, да и платят копейки. А тут все же зацепиться как-то можно. Город-то большой.

Когда я Ларису провожать домой собрался, она сказала, что не надо, что ехать больно далеко. Я и согласился. Чего кататься туда обратно? Да и спать мне хотелось. Но на следующий день я первым делом ей позвонил. Поболтали немного о том, о сем и вечером опять встретиться договорились. Ночевать она у меня опять осталась. Ей же на работу все равно не надо. Я когда на работу уходил с утра, она спала еще. Целый день я в приподнятом настроении был. Еще бы! Первый раз у меня такое! Я ушел, а дома у меня телка осталась! Да еще какая телка! Афродита! Меня ждет!

А когда я после работы домой вернулся, то своим глазам не поверил. В квартире убрано, на столе все накрыто: шпроты, сосиски, картошка с зеленью, и бутылка пива стоит. Все как у людей, в общем. Садимся, она себе и мне по стакану пива наливает. Я говорю:

– Спасибо, я обычно не пью.

– Ну как знаешь, – а я выпью.

Я ей даже доужинать не дал – в постель потащил. На утро я опять на работу, а она спать одна осталась. Днем она за кое-какими вещичками своими съездила. Вечером все опять повторилось. И как-то так само сложилось, что она у меня прижилась вроде. Незаметно это как-то вышло. И вот за ужином она мне как-то и говорит:

– Слушай, Валера, меня сегодня на улице остановили.

– Кто остановил? – спрашиваю.

– Милиция. Проверка документов. Так я еле отбрехалась.

– Надо же, а меня никогда не останавливали.

– По мне видно, что я хохлушка.

– Как же это видно?

– У них глаз наметан, кого останавливать. Так вот, Валера, у меня прописки нет. Не сегодня, завтра в обезьянник посадить могут.

– Что за страна!

– Не могу я так больше, Валера.

– Да, дела… – говорю я и чешу затылок.

– Ты, Валера, затылок не чеши, а лучше помоги мне.

– А как же я тебе помогу-то?

– Пропиши меня к себе, и дело с концом.

А мне, неловко сказать будет, но Лариса эта к тому времени немного надоедать начала. Не созрел я видно еще для совместной жизни. А пропишешь ее, куда потом деваться?

– Нет, Лариса, не готов я еще для этого, – отвечаю ей прямо.

– Для чего? – спрашивает.

– Для семейной жизни.

– Ну что ты, Валера, разве я тебя неволю. Мне бы только прописаться для галочки. А то по улицам ходить страшно.

– Не могу я так, Лариса.

– То есть, как это не могу? Мы с тобой уж скоро как месяц живем, совместное хозяйство ведем! – повысила она голос, что никогда, между прочим, прежде не делала. Всегда тише воды, ниже травы была.

Я ей тут и сказал, чтобы она больше не кричала так, что я этого не люблю. Она в слезы. Тогда я ее обнять захотел, а она все плачет. Мне ее тоже жалко, конечно, стало, горемыку. Но прописывать ее в квартиру – это уж что-то чересчур будет. Надулась, она, конечно, но потом, к ночи, оттаяла. А на следующий день поехала к своим родственникам в Лыткарино зачем-то. Я еще подумал тогда: «Оно так и лучше будет». Но через день после работы вечером возвращаюсь, глядь, Лариса мне дверь открывает. На столе накрыто все, но не так как всегда, а празднично. И бутылка сладкого шампанского стоит. Я ее увидел и даже обрадовался.