Лилит (сборник) - [26]

– Не советую. Это только ухудшит Ваше положение. Буренков все и так знает. Я сказала ему, что Вы силой и угрозами удерживаете меня.

– Что за чушь!

– Никакая это не чушь. К тому же Буренков мне верит.

– Не пущу! – страшным голосом прорычал Куликов.

– Ладно, у меня нет времени. Завтра поговорим, – и она неторопливо вышла из квартиры. На устах ее играла подлая победная улыбка.

Куликов выбежал следом. Двери лифта захлопнулись перед его носом, и он побежал вниз по лестнице. Когда он выскочил на улицу, то увидел, как Сукурова с противоположной стороны машины садится на заднее сидение.

– Стоять! – дико заорал он. Открыв ближнюю к нему дверь, Куликов вцепился в лацкан пиджака Буренкова и потянул на себя.

Его начальник в ужасе вытаращил на него глаза и намертво вцепился руками в переднее сидение. Раздался треск разрываемой материи.

– Теперь Вы сами видите, Петр Иванович, он не в себе, – заметила Сукурова, ухмыльнувшись.

– Дима, гони! – крикнул Буренков водителю.

Тот нажал на газ, и машина рванула с места. Ноги Куликова подогнулись, и его поволокло по мостовой. Он разжал пальцы.

– Я тебя достану! Все равно моей будешь! – сидя на асфальте, бормотал Куликов вслед удалявшейся машине.

– Ненормальный, – услышал он шепот каких-то прохожих.

Куликов встал. Грязные брюки его были порваны на коленях. Мятая рубашка болталась на двух пуговицах. Рядом с ним остановилась патрульная машина, и два милиционера стали внимательно за ним наблюдать, видимо, размышляя, опасен ли этот бродяга для окружающих или нет. Чтобы не быть задержанным, Куликов быстро зашел в свой подъезд и поднялся к себе.

Оказавшись в пустой квартире, Куликов сел на кровать и, обхватив голову руками, стал раскачиваться из стороны в сторону. Можно было считать, что он уволен, но это его не беспокоило. Он желал только одного, чтобы Сукурова оказалась сейчас рядом.

Потом с ним произошло нечто необычное. Куликов встал на четвереньки, поднял к потолку голову и дико по-волчьи завыл. Он выл протяжно и долго. Обессилев, он рухнул на кровать и стал смиренно ждать.

Мрак полностью поглотил все вокруг. И вот, наконец, он ощутил долгожданное дуновение. Подняв голову, Куликов увидел, как из зеркала надвигается ее желанный силуэт. Все, все теперь стало оправдано! Сукурова склонилась над ним, и они отправились бороздить безбрежный океан человеческой страсти.

Полная луна заглянула в окно маленькой квартирки на Страстном бульваре. Куликов открыл глаза и в ее холодном сиянии увидел на себе гадкую старуху с огромным крючковатым носом. Сморщенное, как у варана, лицо ее было покрыто отвратительными бородавками. Вместо ног были хищные когтистые лапы, которыми она топтала и раздирала его грудь. Куликов приподнял голову и хотел было закричать, но от страшной тяжести в груди у него перехватило дыхание. Руки и ноги его стали словно ватные, и он не смог оттолкнуть гадину. Голова его в изнеможении упала на подушку. Тело обмякло. И все потонуло в какой-то вязкой болотной тине, которая опутывала его по рукам и ногам. Он делал отчаянные попытки освободиться, найти выход, но лишь глубже погружался в трясину.

Потом в его глаза ударил яркий свет. Болотная мгла, лежащая на пути к источнику света, стала рассеиваться. Не надо было ничего больше искать, путь был ему ясен. Но смотреть на свет было трудно – он резал глаза. Идти вперед тоже было нелегко – ватные ноги не слушались его.

В отчаянии Куликов отвернул голову. Слева от себя он различил хорошо знакомый и вожделенный образ. Плоть снова пересилила. Жгучий ветер страсти подхватил и понес его в ее темную утробу.

Август 2010

Размазня

«Не будь слишком строг и не выставляй себя слишком мудрым: зачем тебе губить себя?»

Екклесиаст, Книги Ветхого Завета

Константин Романович захлопнул зачетную книжку, с негодованием посмотрел на стоявшего перед ним юношу и закричал:

– И что ты себе думаешь, размазня?

– Ну… – неопределенно промычал юноша.

Константин Романович резко встал из-за письменного стола и твердой поступью, свойственной решительным людям, заходил взад-вперед по комнате. Несмотря на то, что ему давно перевалило за пятьдесят, он находился в отличной физической форме. Единственное, что его иногда беспокоило, это редкие боли в груди. Друзья говорили, что это могло пошаливать сердце, и советовали пройти обследование. Но Константин Романович не любил врачей и никогда к ним не обращался. Панацеями от всех болезней он считал режим и физическую нагрузку. Каждый его день без исключений всегда начинался в семь утра с сорокаминутной зарядки до пота. Отходил ко сну он ровно в полночь. Роста Константин Романович был выше среднего, подтянут, мускулист, наголо выбрит, с короткими черными усиками и орлиным носом. На нем были генеральские брюки с красными лампасами и белая рубашка с расстегнутым воротом. От него исходил тонкий аромат благородного одеколона.

Стоявший перед ним юноша представлял собой диаметрально противоположную картину. Он был невысокого роста, дряблого телосложения; на плечи его свисали давно не мытые волосы. Стоял он немного скособенившись и нерешительно мял перед собой руки.

– Ну, ну, баранки гну, – передразнил юношу Константин Романович, – неужели же нельзя дать себе труда, просто заставить себя сесть и выучить материал, идиот ты такой? Просто сесть и выучить. А?