Лили Марлен. Пьесы для чтения - [9]
). Уж можете мне поверить.
Орфей: Не понимаю. Ведь это, кажется, совсем несложно. Зачеркнуть одно и написать вместо него другое. Разве это трудно?
Профессор: Разумеется, если вы будете настаивать, то я немедленно так и сделаю. (Негромко, наклонившись к Орфею). Но только имейте в виду, господин Орфей, от этого ровным счетом уже ничего не изменится.
Орфей: Что? (Начиная догадываться, глухо). Но почему?.. Почему?
Профессор: Вы ведь, наверное, и сами уже догадались, господин Орфей.
Орфей: Я же вам сказал, что я не Орфей. Это получилось случайно. Поверьте, у меня совсем другое имя.
Профессор: Разве? (Внимательно смотрит на Орфея). Вы в этом уверены, господин солдат?
Короткая пауза.
Орфей (сквозь зубы, едва слышно): Черт! Черт! Черт!
Профессор (мягко): Вот видите. Я даже не прошу вас назвать его, потому что вы вряд ли его помните.
Орфей: Разумеется, я его помню, господин шутник! (Смолкает).
Пауза, в продолжение которой Профессор слегка насмешливо продолжает смотреть на Орфея.
(Кричит): Да, нет же, нет, нет!.. Господи, да неужели это так трудно?.. Знаете что? Если вы не хотите зачеркнуть его сами, то давайте это сделаю я. (Протягивая руку). Дайте мне ручку!
Профессор несколько мгновений смотрит на Орфея, затем протягивает ему ручку.
(Подвигая к себе книгу): Где это?.. Здесь? Здесь? Вот это? (Смотрит в раскрытую книгу).
Короткая пауза. Орфей опускает ручку, собираясь вычеркнуть написанное, но вдруг бросает ее на стол и закрывает лицо руками.
(Глухо). Черт! Черт! Черт!
Профессор (успокаивающе): Ну, ну, ну, господин Орфей. Не стоит так переживать. Конечно, вы могли бы заглянуть в свою солдатскую книжку, но я думаю, что результат был бы один и тот же. В конце концов, это всего только имя. Звук. Пустое сотрясение воздуха… Случается, конечно, что оно обязывает нас к тем или иным благородным или нелепым поступкам или заставляет нас делать то, что нам не по душе, но ведь все это, опять-таки, зависит от того, как на это взглянуть, господин Орфей… (Захлопнув книгу, повелительно). А теперь откройте глаза и посмотрите внимательно вокруг. Просто откройте глаза и посмотрите. (Настойчиво). Да, посмотрите же, посмотрите! (Резко, в сторону). Зажгите свет!
Одно из Правил зажигает свет. Подняв голову, Орфейозирается по сторонам, затем поднимается со своего места и делает несколько шагов по сцене. Пауза.
Ну?.. И что вы нам скажите теперь, господин флейтист?
Короткая пауза.
Орфей (обернувшись, тихо): Но почему именно я?.. (Глухо). Черт бы вас всех взял… (Возвращаясь и снова садясь возле стола). Только, пожалуйста, не говорите мне, что вы ждали, что я спрошу вас именно об этом.
Профессор: Разумеется, я ждал этого, господин Орфей… Хотите, чтобы я вам сказал то, что вы прекрасно знаете и без меня?
Орфей молчит. Короткая пауза.
(Негромко). Совершенно верно, господин солдат… С каждым случается только то, что должно случиться только с ним. Будь на вашем месте кто-нибудь другой, он бы тоже не поленился спросить: а почему именно я, а не кто-то там еще?
Короткая пауза.
Орфей (тихо): Я погиб.
Профессор: Ну, можно сказать и так… (Негромко). Можно сказать и так… Впрочем, зачем нам забегать вперед, господин Орфей? В конце концов, все должно идти своим чередом, не отставая и не торопясь, а так, как надо, как положено, как оно только и может идти… Надеюсь, вам не надо объяснять, что это значит?
Орфей молчит. Короткая пауза.
(Сердито). Ну, что вы смотрите на меня так, как будто я предлагаю вам прыгнуть выше головы?.. В конце концов, это значит только то, что вы встретите Эвридику и женитесь на ней, а потом она умрет, и вам придется отправиться за ней в Аид, чтобы уже там потерять ее навсегда… Ничего из рядя вон выходящего, господин солдат. (Негромко и чуть снисходительно). Обычный порядок смертей и рождений, встреч и разлук, удач и падений, славы и презрения, подвигов и предательств… Да, вон, спросите хотя бы у господина Вергилия.
Короткая пауза.
(Вергилию). Скажите ему, господин Вергилий.
Вергилий вызывающе молчит. Короткая пауза.
Господин Вергилий говорит, что дело обстоит именно так.
Орфей (Вергилию, негромко): Я вас узнал.
Вергилий: Здравствуйте, господин Орфей.
Орфей: Здравствуйте… (Повернувшись к Отцу). И вас тоже… Вы ведь мой отец, правда?
Отец (подъезжая ближе): Здравствуй, сынок. Как же я рад тебя видеть!
Орфей (поднявшись со своего места, угрюмо): Еще бы. (Сделав несколько шагов по сцене). Госпожи Эриннии… Ну, конечно… Разве без вас что-нибудь может обойтись? (Эринниям). Добрый вечер, госпожи Эриннии.
Эринии (хором): Добрый вечер, господин Орфей.
Орфей: Все рвете? Мечете? Никому не даете спуска?
Первая Эриния (посмеиваясь): Ну, что вы, господин Орфей… Только в рабочее время…
Орфей (повернувшись к Правилам, с кривой усмешкой): Господа Правила… Боже мой!..
Правиламолча кланяются.
Мойте руки перед едой. Обходи автобус сзади, а трамвай спереди. Люби ближнего своего, как самого себя… Надеюсь, я ничего не упустил?
Правиламолча кланяются. Короткая пауза.
(Вновь возвращаясь за стол, Профессору, глухо). Похоже, спектакль начался.
Профессор: Да, господин солдат. Хотя я подозреваю, что в некотором смысле, он, к сожалению, вообще никогда не кончался.
"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.
Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.
Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.
Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.
"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".
Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.