Лили Марлен. Пьесы для чтения - [10]
Орфей: Вот именно. К сожалению… Но, как вы, наверное, понимаете, мне на это наплевать.
Профессор: Конечно, господин Орфей.
Орфей: Как, впрочем, и на вас, и на ваш спектакль, и на ваших актеров!
Профессор: Не сомневаюсь, господин Орфей.
Орфей: На его режиссера, на его зрителей и на его автора!.. (Кричит). На самого Господа Бога, если только Он здесь замешан!
Профессор (мягко): Ну, ну, ну… Оставьте в покое, по крайней мере, Господа Бога. Если кто-то здесь и не причем, так это как раз Он.
Орфей (упрямо): Наплевать!
Профессор (спокойно): Открою вам небольшой секрет, господин грубиян. По большему счету и мне, и всем остальным – так и подавно. Спросите любого из нас и вам скажут, что все мы плевать хотели на эту чертову пьесу! (С явным удовольствием). Тьфу на нее!.. Тьфу! Тьфу! Тьфу!.. (С недоумением разводя руками). Но, что же прикажите нам делать, господин Орфей?.. Ведь все мы оказались здесь совсем не по своей воле. И ваш отец, и я, и господин Вергилий, и госпожи Эриннии, и даже, представьте себе, ваша золотоволосая Эвридика, черт бы ее подрал вместе с вами, все попали в эту историю только благодаря вам. (Не давая Орфеюперебитьсебя). Да, да, господин Орфей, именно благодаря вам и больше никому! Ведь это не мы заварили эту кашу, не мы музицируем на флейте, не нас зовут Орфей, и не мы ввалились сюда среди ночи, чтобы снова начать эту бесконечную и, признаться, порядком всем поднадоевшую историю… Черт возьми! Не верите мне, так послушайте хотя бы наших уважаемых правдолюбцев. (Повернувшись к Правилам, почти рычит). Господа Правила!
Правиламгновенно вытягиваются по струнке и замирают.
Ну, что, дармоеды, есть у вас для нас что-нибудь?
Первое Правило: Так точно, герр профессор. На все случаи жизни и все, что вы только пожелаете.
Профессор: Тогда чего вы ждете, болваны?
Первое Правило (делая шаг вперед и обращаясь к Орфею): Не вали на другого.
Эринии и остальные Правила негромко аплодируют.
Второе Правило: Все, что случается, случается только с тобой.
Третье Правило: От судьбы не уйдешь.
Четвертое Правило: Чему быть, тому не миновать.
Пятое Правило (негромко хихикая): Покорных судьба ведет, а непокорных тащит.
Профессор: Да еще как, господин солдат. Не успеешь даже сообразить, что к чему, как она уже норовит дать тебе хорошенького пинка, да такого, что потом еще не скоро отважишься даже присесть. (Насмешливо). Но ведь, как вы понимаете, все это, конечно, только ради вашего же блага, господин упрямец. (Правилам, ворчливо). Ну, что у вас там еще?..
Первое Правило (поспешно): Возлюби ближнего своего, как самого себя.
Второе Правило: Время – лучший лекарь.
Третье Правило: Лучшая награда за добродетель – сама добродетель.
Профессор: Браво, канцелярские крысы!
Орфей (тоскуя): Да, откуда вы только взялись, идиоты?
Первое Правило (с обидой): Мы не идиоты, господин Орфей.
Второе Правило: Мы – Правила. Без нас не бывает ничего.
Профессор: Во всяком случае, – ничего хорошего… Ничего хорошего, господин флейтист… Боже мой! Да, неужели вы и в самом деле думаете, что кому-то из нас доставляет удовольствие играть вместе с вами в этой паршивой пьесе?.. Да, провались она пропадом вместе со всеми своими декорациями, зрителями и билетными кассирами в придачу!.. Поймите же, наконец, господин солдат, что это только ваша история, а все остальные в ней всего только жалкие статисты и ничего больше. Принести, подать, во время сказать свою реплику. Не будь вас, я сидел бы сейчас дома, пил бы чай или читал «Вечернюю газету», а вместо этого, я вынужден крутиться вокруг вас, словно привязанный, как будто у меня больше нет на этой земле никаких других дел… (Понизив голос, почти с ненавистью). Ах, если бы вы только знали, как вы нам всем осточертели вместе со всей вашей хваленой историей, господин Орфей! И вы, и ваша драгоценная Эвридика, глаза бы мои никогда не видели ни вас, ни ее!..
Орфей (не дослушав, резко): Где она?
Профессор: Кто? (Какое-то время смотрит на Орфея). Ах, эта… Ваше длинноволосое чудо. (Посмеиваясь). Всему свое время, господин Орфей. Всему свое время. (Правилам). Не правда ли, господа всезнайки?
Одно из Правил: Так точно, герр профессор.
Орфей: Черт! (Кричит, ударяя кулаком по столу). Черт! Черт! Черт!..
Отец (страдая): Сынок!.. (Повернувшись к Профессору). Простите его, герр профессор…
Кажется, что Орфейхочет что-то сказать, но раздумав, поворачивается к Профессору и медленно идет по сцене. Все присутствующие молча провожают его глазами. Пауза.
Профессор (вполголоса): Скажите, пожалуйста… Я готов побиться об заклад, что наш господин музыкант начинает, кажется, кое-что понимать.
Первая Эриния (негромко): Да, господин профессор.
Профессор (Эринии, грубо): А вас никто не спрашивает.
Эриния обиженно отворачивается. Орфей продолжает медленно идти по сцене, затем он поднимается по ступенькам правой лестницы и, дойдя до половины, останавливается.
Орфей (обернувшись, негромко): Боже мой, но почему?.. Почему?
Присутствующие молчат. Повернувшись, Орфей медленно поднимается еще на несколько ступенек.
(По-прежнему негромко, словно сам с собой). Полтора года я провел в окопах, ел консервы, подыхал от жары, прятался от снарядов и снайперов, ходил в атаку, кормил комаров, и вот теперь, когда я приехал сюда, чтобы отдохнуть, вдруг оказывается, что вся моя прежняя жизнь была на самом деле понарошку, словно она мне только снилась. (
"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.
Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.
Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.
Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.
"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".
Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.