Лили и осьминог - [13]

– Ну, как там Нью-Йорк?

– Здорово. Было здорово, – отвечаю я, но меня заглушает очередное объявление и семья, которая провозит мимо целую гору багажа на тележке с разболтанным и дребезжащим колесом. Даже я не могу определить по собственному голосу, вру я или говорю правду.

– Не слышу! – восклицает Мередит.

– А маму ты не пригласила? – спрашиваю я.

– Ты же знаешь маму.

– Да, мы знакомы.

Мальчишка напротив меня задирает двумя пальцами вверх собственный нос и высовывает язык. Я в ответ корчу рожу.

– Она не любительница церемоний. Наверное, даже на собственную свадьбу идти не хотела.

– Не уверен, – впрочем, мне остается лишь догадываться, какую свадьбу имеет в виду моя сестра: первую, с моим отцом (представить которую я себе не могу, потому что фотографий не сохранилось), или вторую, с маминым нынешним мужем, на которой присутствовали мы с Мередит и которая состоялась в их доме.

– Тед, так мы можем на тебя рассчитывать?

Снова шум.

– Конечно.

– Не слышу!

Я повышаю голос.

– Увидимся в Сан-Франциско.

Какая-то женщина, наряженная статуей Свободы, стоит посреди терминала, и мне становится любопытно, каким образом она прошла пост службы безопасности. Может, это та же самая статуя Свободы, которую мы не далее как вчера видели раздающей листовки, когда сгоряча встали в очередь к театральным кассам со скидками на Таймс-сквер. От того, что она рекламировала, мы отказались, и были вознаграждены местами в первом ряду на возобновленные бродвейские «Волосы». Когда дали занавес, первые несколько рядов позвали танцевать на сцене под «Пусть солнце светит» – наш бродвейский дебют. Тому, кто старается быть незаметным, кружит голову возможность постоять на сцене, почувствовать на лице горячий свет прожекторов, не видеть зрителей в темноте (но знать, что они все равно там) и размахивать в воздухе руками.

«Жизнь в тебе и повсюду,

Пусть солнце светит,

Солнечный свет впусти».

Белый жар прожекторов я ощущал и после того, как мы покинули Гиршфельд-театр на Сорок пятой улице и вышли на Таймс-сквер. Я буквально видел этот солнечный свет, несмотря на то, что было темно, и снег начинал падать редкими, почти волшебными, как в кино, хлопьями. На улице продавали каштаны, бродячие музыканты стучали по железным бочкам, на бегущей строке высвечивались праздничные котировки, рабочие готовили Таймс-сквер к встрече Нового года – казалось, все озаряет свет. То есть все, кроме Джеффри. Джеффри накрыла его собственная, персональная туча, он был обеспокоен снегом и предсказанным усилением снегопада. Я уговаривал его перехватить со мной за компанию ломоть пиццы, и в итоге согласился, что мы съедим ее, когда вернемся в наш номер в отеле. Свою долю я сжевал, пристроившись на подоконнике и глядя на слегка припудренный снегом город. Джеффри вышагивал из угла в угол и то и дело проверял погоду. Пытался дозвониться в авиакомпанию, но прождав сорок пять минут, наконец сдался. Лечь в постель я уговорил его, только пообещав, что завтра мы с самого утра отправимся в аэропорт Кеннеди.

И вот мы здесь, мне не терпится вернуться домой. Я соскучился по Лили. Если мы попадем на этот рейс, возможно, мы даже успеем вернуться домой вовремя, забрать ее с передержки и отпраздновать Рождество в узком кругу. Дома у меня припасен для нее чулок с жевательными косточками, мягкой пищащей игрушкой и новеньким красным мячиком. Джеффри буквально вне себя. Только жаждет он не вернуться к Лили (хотя он тоже соскучился по ней, я точно знаю). Он жаждет определенности, плана, который можно осуществить; его растущая потребность держать под контролем каждую ситуацию зашкаливает. Наблюдать его борьбу в преддверии бури почти смешно – ну как, скажите, можно держать под контролем погоду? Да ладно тебе, Джеффри. Жизнь в тебе и повсюду. Солнечный свет впусти!

Мой телефон вибрирует на полу, я смотрю на экран, думая, что Джеффри прислал смску с вопросом, какой рейс выбрать. Но сообщения не вижу. Тогда я проверяю телефон Джеффри. На него пришло сообщение от его друга Клиффа.

«Когда вернешься? Хочу поиграть».

Клифф. Знаю ли я Клиффа? Кажется, это друг, с которым Джеффри познакомился, играя в интернете в покер. Я поворачиваюсь в сторону стойки авиакомпании, но Джеффри нигде не вижу. Смотрю туда-сюда – никаких следов. Я уже почти паникую, когда на меня вдруг падает тень. Джеффри держит два стакана кофе и улыбается.

– Победа!

Мы уже в воздухе, Джеффри достает из своего рюкзака наушники и вставляет их в гнездо ноутбука.

– Будешь смотреть что-нибудь? – спрашиваю я, зная, что перед полетом он всегда скачивает про запас несколько серий какого-нибудь сериала.

Наверное, мой вопрос звучит укоризненно, потому что Джеффри нехотя отвечает:

– Да, собирался.

Раньше мы почти не смотрели телевизор, зато часто обсуждали, как прошел день – жалели о том, что нас особенно беспокоило, и смеялись над тем, что казалось нам странным и смешным, – но с недавних пор телевизор стал нашим спасением. На вечеринке наша соседка сверху отвела меня в сторонку, чтобы сообщить, как радуется она, когда слышит смех из нашей спальни поздно ночью. Наверное, мы живем душа в душу. Я прикусил губу, чтобы не выпалить, что это Джеффри смотрит повторные показы «Фрейзера».