Лили и море - [44]

— Оставляйте пикшу, треску и окуня.

Саймон сворачивает крючковые снасти, сидя на ведре ниже шкива. Джуд наклонился через перила. Он следит за тем, как поднимают хребтину яруса со снастями. Шлюпочный крюк в руках Джуда выходит из волн с палтусом, он поднимает на борт извивающуюся на крючках рыбу и снимает с коротким свистом с крючка. Джои, Дэйв и Джесс разделывают и потрошат ее. Я чищу внутреннюю часть вспоротых брюшек рыб, промываю их от крови. Я перемещаюсь и меняю баки, по мере того как Саймон заполняет их снастями с крючками, освобожденными от груза. Я наклоняюсь, чтобы схватить полное ведро, и переношу его на другой конец палубы, шатаясь от сильного крена. Требуха, остатки наживки и различных растений устилают доски палубы.

Но рыбалка оставляет желать лучшего. В ближайшее время опять принесут крючковые снасти, мы должны повторно наживлять их. Море суровое. Наши ноги замерзли от холодной погоды. Стоя на задней палубе, мы работаем без единого слова, шея — втянута в плечи, руки — прижаты к телу. Наши действия — механические. Поясницы опускаются и поднимаются в ритме крена. Хриплый звук — медленно повторяет шум волн… На мгновение я засыпаю, очнувшись, продолжаю делать наживку снова. Я мечтаю о рыбе и полуночном солнце. Смех Дэйва разбудил меня:

— Лили, ты спишь!

Я встаю:

— Я мечтаю… но я работаю!

Впереди меня Джуд. Он протягивает мне сигарету. Улыбка, почти что нежная, оживляет его лицо, покрасневшее от холода, я вижу его потрескавшиеся губы под густой бородой, в которой есть немного соплей. Йан присоединился к нам. Времени осталось очень мало. Дэйв обеспокоен:

— Промысел был закрыт для ловли черной трески, а мы начинаем от этого получать немало. Я не знаю, хотя имеют право на…

— Не волнуйся, — говорит Йан, — это еще хорошо, что в пределах квоты. Мы можем ловить и гораздо больше!

— Я не уверен, — ворчит он, — но это мое мнение, что это слишком много.

Джуд исчезает на несколько секунд в каюте. Он возвращается и протягивает мне кружку с кофе. Тридцать снастей готовы, можем забрасывать в воду.

— Вполне достаточно, — сказал Йан. — Освободите палубу. Подготовьте следующий сет снастей. — Он отправляет оборудование. И приносит предыдущее.

Два часа ночи. Удача наконец повернулась к нам лицом. Палтус появляется.

— Стоп! — кричит Саймон. — У меня крюк в руке.

Шкипер медленно останавливает линию. Он раздражен.

— Что еще такое?

Саймон поспешно извлек крючок, который застрял в его перчатке. Его рука немного кровоточит. Он очень боится. Йан запускает двигатель. Саймон хватает обезумевший линь со снастями.

— Это называется попался на крючок, — ухмыляется Джесс.

Джуд кидает пару слов в том же духе. Дэйв улыбается. Я меняю полное ведро и пытаюсь улыбнуться Саймону. Он меня не видит. У меня сильно болит ребро. Джон сменяет Джуда. Склонившись над черной неспокойной водой, он поднимает великолепных гигантов, их мясистые губы, широкие рты приоткрыты, по весу явно большие, они гнутся под тяжестью собственного тела, покачиваясь и корчась в бешеной судороге, крюк погружается и тонет все глубже с каждым порывистым движением огромной рыбины. Рыба падает на палубу, прямо в кровянистую воду, пену и внутренности. Джон не потрудился пощадить даже самых молодых рыб. Он их бьет гарпуном таким образом, чтоб их было удобно снимать другой рукой. Их пасть уже вырвана, прежде чем они повторно погружаются в воду.

Другие рыбы задыхаются на палубе. Мужчины берут в охапку наиболее крупные экземпляры, так сподручнее их поднимать на стол. Существа отбиваются и встают на дыбы. Они еще сражаются. Мощные удары хвоста — и мы забрызганы грязью и кровью с ног до головы. Тогда мужчины погружают свой нож в горло рыбы, режут мембрану жабр, делают быстрый разрез лезвием до другой мембраны, которая отделяет внутренности, затем они выхватывают все, вырывают требуху и жабры — все вместе. Они бросают это обратно в море, до меня доходят лишь два дышащих брюшка. Остаются только оба пузыря, находящиеся в самой глубине брюшка рыбы, которые мне надо уничтожить, как и белесую кожу. И снова мое лицо покрыто кровью и пеной. Джесс бросает мне несколько слов, смотря на меня, и смеется. Джуд поднимает глаза на меня. Он пожимает плечами, этот жест я принимаю за презрение. Ребро доставляет мне боль. Я мерзну. Я хотела бы возвратиться в Кадьяк. Джои меня пугает, вчера он был приятен, рассказывая мне о зверях и деревьях, он говорил грустно:

— Я — негр, сын индейца, поневоле ставший варваром. Надо убивать гораздо быстрее. Время — деньги, рыбы — доллары, и когда появляется морская звезда, часто более крупная, чем две мои соединенные руки, совсем не запланированная по нашей работе, и если она прицепляется к крючку, который она жадно сосет, то ее убивают ударом о стальной косяк.

Иногда, когда попадаются маленькие морские окуни, то их рассекают на части в блоках, между которыми проходят тросы снастей. Я отпускаю в море тех, до кого могу дотянуться, пока никто не видит, или маскируя свои движения под смешной жест. Я пытаюсь скрыть это от всех, знакомых мне людей, моих подельников в дальнем плавании — этих наемников, варваров, пугающих меня, ставших зверями, которые промышляют в просторной мясной лавке, при грохоте двигателей и неистовстве океана. Но у меня больше нет ни времени, ни сил для этого. Я боюсь желтых глаз, шкипера, который кричит и ругается, людей, этих широких и мощных мужчин, которые вонзают с такой ловкостью свои ножи в белое брюхо рыбы.