Лили и море - [27]

Шрифт
Интервал

Он немного сожалеет.

— Если тебе нужно теплое место для сна, — он показывает на кушетку, — и если вдруг с тобой что-нибудь случится, приходи ко мне. И будь осторожна с людьми, которые попадутся тебе на пути. Те, кого ты встретишь здесь, — человеческий мусор, они выбрали «последний рубеж», потому что они до жути дикие. Меня зовут Маттис, знай, что я — друг, а ты — свободный дух.

Свободный дух, вообще-то, это мой велосипед, я так думаю. Я говорю: «Спасибо, большое спасибо». Я до сих пор смотрю на его хорошее лунообразное лицо, слезы в уголках его глаз уже высохли.

— До свидания, Маттис.

Я опять собрала свои сумки и выбежала на улицу. Солнце таяло за горой Пиллар. Вдалеке шумел праздник краба. Серый дым поднимается от стенда береговой охраны, поворачивается в направлении моря и растворяется между мачтами. Счастливая толпа поглощает хот-доги, индеек и крабов. Розовые бедра девушек стали красными.

Только на скамейке напротив порта один мужчина прикладывается к бутылке. Его жесткие черные волосы спадают на плечи. Его сощурившийся взгляд следует за мной. Он сужает свои темные глаза.

— Эй! Подходи, выпьем по рюмочке! — кричит он, размахивая бутылкой шнапса.

— Спасибо! — кричу я на ветру. — Но я не люблю шнапс!

Я подхожу к магазину охоты — там в витрине выставлены ножи и другое оружие. Чучело гризли возвышается рядом, на приколотых фотографиях, зияющее горло — когда-нибудь у меня будет винчестер — это точно. Я подхожу к аркам. Большие двери баров открыты. Я мельком вижу людей, липнущих к стойкам, тир для дротиков, бильярдные столы в залах в глубине помещения. До меня доносятся крики, звон стаканов, музыка… Я быстро прохожу мимо, боюсь, что они меня увидят. Я забираюсь в маленький сквер, царство деревьев и травы между Брикерс и Шипе. Четыре скамейки. Там сидят несколько индейцев. Они пьют водку. Женщина без возраста стреляет косячок. На ее стороне меня подзывает крупный мужчина:

— Эй, ты, я тебя знаю! Это ты, по-моему, работала с Джудом? Мой друг Джуд, большой Джуд.

Он подчеркивает слово «большой».

— Что ты делаешь здесь? Ты разве не должна быть на «Мятежном»? И эти сумки? Ты на улице или выгружаешься?

— Мне стало плохо.

— Я совсем не понимаю тебя из-за акцента. Иди, садись с нами!

Я колеблюсь, он хлопает себя по тучным бедрам, качается влево-вправо, дарит мне свою улыбку на цветущем лице.

— Не волнуйся, никто тебя не обидит! — кричит он своим очень звучным голосом. — Дело же вовсе не в том, что тебя пугают клошары, сидящие в сквере?

— Ой, я их вовсе не боюсь.

Я села. Он трясет мою руку своей огромной, теплой, слегка влажной рукой, она такая мягкая, что я не знаю, смогу ли я уже избавиться от него.

— Я — Мэрфи. Большой Мэрфи, как меня называют. А это — Сьюзи. Сегодня вечером она очень устала, я даже уверен, что она на тебя просто не обращает внимания, но она — действительно женщина хорошая.

— Меня зовут Лили.

— Ты оставила моего друга Джуда в море? Это все для того, чтобы самой напиться? — Он смеется, ущипнув меня за щеку.

Я снимаю лейкопластырь и показываю ему свой опухший палец, новый надрез и черные швы, подкрашенные дезинфицирующим средством.

— Я покинула «Мятежный» не из-за какого-то пустяка, а чтобы вылечиться. Я собираюсь снова отправиться с ними, как только они вернутся в город.

— Ох, черт побери! — восклицает он. — Мне кажется, что твой сезон испорчен…

Я на него смотрю с тревогой.

— Ты так считаешь?

На соседней скамье сидит индеец с изрезанным лицом, у него жуткие шрамы.

— Ох, сделано маленькой женщиной.

Большой Мэрфи обнимает меня за плечи.

Слушай, ты же не собираешься плакать, конечно, ты вернешься на «Мятежный»… Даже если ты не закончишь с ними сезон трески, они обязательно тебя возьмут на ловлю белого палтуса.

Он опять обнимает меня и нежно сжимает в объятиях. Я припадаю к его широкой груди. Маленькая женщина может упасть, ее голова соскальзывает с тела человека-горы. На полу храпит индеец. Его компаньоны заканчивают бутылку. Слышится, что из «Брикерса» раздаются крики.

— Это ничего, — тихо говорит Мэрфи, — это всего лишь драка. Это, должно быть, Крис, он уже хорошо принял на грудь. Ему, видимо, хочется с кем-то подраться.

Я возвращаюсь назад по дороге, которая проходит вдоль судоверфи. Корабли, стоящие на пиллерсах, ждут. На горизонте появляется траулер. До меня доносится приятный шум прибоя. Волны, отливающие всеми цветами радуги уходящего дня, обмывают черную гальку песчаного берега. Я прохожу под мостом залива Собак. Надо мной грохот грузовика нарастает, становится оглушительным, а потом удаляется и окончательно исчезает. Я иду вдоль пустыря, где сваливают старые клетки для ловли рыбы и тройные рыболовные сети, прохожу мимо православной деревянной церкви с куполом бирюзового цвета. На стене большого здания, напротив Армии Спасения, на пляже, где еще рыбачат три ребенка, нарисована полыхающая буря. Рядом останавливается пикап, это Стив возвращается в город:

— Я еду за молочно-фруктовым коктейлем, давай садись, я тебя на обратном пути подвезу…

Я сажусь. Он резко трогается, заставляя скрипеть шины. Я выставляю лицо в большое открытое окно и закрываю глаза. У ветра, который обдувает меня, — запах водорослей. Стив прибавляет скорость, он улыбается. Я его представляю скачущим верхом под открытым небом, на большой лужайке.


Рекомендуем почитать
Нетландия. Куда уходит детство

Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.


Человек на балконе

«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.


Офисные крысы

Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!