Лилея - [19]

Солдат между тем разглядывал то, что протянула ему женщина — сложенную вчетверо бумагу с печатями. Печати, казалось, занимали усача больше самого содержимого документа, который тот развернул не сразу и нехотя. Лохматые бесформенные брови сошлись на переносье, солдат шевелил губами, словно бы бранился. Ах нет, просто плохо владеет грамотой.

Осиливши, наконец, содержимое документа, солдат, к удивлению Елены, поднес руку к головному убору. Обязательное движение вызвало ропот недовольства.

— Эй, Грандье, что там за чепуха? — громко крикнул солдат помоложе.

— Все в порядке! — откликнулся усач. — Эй, товарищи, здесь сказано черным по белому, гражданка Сомбрей, которую вы все видите, путешествует под особым покровительством республики! Тут подпись самого товарища Робеспьера! Всем разойтись и не докучать девушке! Да и с арестованным разберутся без вас! А ну разойтись!

Странно, что приличной наружности молодую особу охраняла подпись Робеспьера, однако ж ее поведение оставалось еще странней. Во время негромких переговоров ее спутницы с усачом, равно как и далее, девушка словно никого не замечала. Рука ее все сжимала судорожным движением платочек, все тянулась к губам, все терла их и терла.

— Может умалишенная? — Параша разогнулась.

— А Робеспьер первый защитник для убогих, — усмехнулась Елена, в свой черед отлипая от оконной рамы. — Ну да и ладно, коли злодей о ней так заботится, так нам заботы нету. Что-то мешкают с лошадьми.

— Прошу у дамы великодушнейшего прощения, — блеснул склоненной на грудь плешью вызванный вскоре хозяин. — Лошадей забрали ради революционной необходимости. Лион вить осадили, войскам много чего потребно. Ближайшая почта будет только к вечеру.

— Я так долго ждать не могу! — возмутилась Елена.

— Добрая сударыня, вить и я свою выгоду упускаю, — почтительно возразил тот. — С почтовых услуг я имею мои комиссионные, а у революционных отрядов вовсе не в обычае платить. Однако ж, по щастью, можете Вы отбыть почтою по реке: лодка не лошадь, ей по суше плыть не прикажешь. Речная дорога самая надежная теперь. Изволите взглянуть!

На стене висела гравированная карта, мутная и желтая. Некоторые линии были вовсе стерты на ней пальцами, предшествовавшими пальцу трактирщика, которым тот пустился сейчас указывать дорогу.

— По Соне достигнете Вы Шалона, а оттуда всего шестьдесят пять миль до Фонтенебло, ежели в Шалоне не получиться вдругорядь докуки с лошадьми. Приятнейшее живописное путешествие меж наикрасивейших берегов!

Что ж, приходилось соглашаться на наикрасивейшее путешествие, коль скоро некрасивого но быстрого никто не предлагал. Лодка оказалась на поверку одномачтовым корабликом, предназначенным в равной мере для перевозки грузов и людей. Для удобства последних предоставлялись лишь скамьи без спинок, набитые с двух сторон вдоль бортов. От воды нещадно сквозило, и бывалых путешественников можно было отличить от неопытных по припасенным заране плотным плащам. Новичкам наподобие Нелли и Параши приходилось кутаться кто во что горазд. Рядом с подругами расселось огромное семейство торгового сословия, при чем супротивная от них скамья досталась старику с румяным внуком пяти-шести годов. Под качанье волн старик то и дело погружался в дремоту, а стоило ему смежить веки, как дитя вытягивало с колен дедушки длинную его трость, коей принималось лупить по воде. Рассерженная явственным нежеланием Елены выговаривать чужим детям, Параша принималась громко кашлять всякой раз, как водные брызги становились слишком уж щедрыми. Старик пробуждался, и, озабоченный если не удобством дам, то безопасностью своего достояния, с ворчанием отбирал палку. Но волны баюкали корабль, и старик вскоре вновь утыкался носом в воротник, а еще через минуту другую мальчишка завладевал тростью и вращал ею в воде с таким раченьем, словно желал взбить воду до иной, более плотной субстанции. Любоваться зелеными равнинами и высокими башнями замков особого настроения не ощущалось.

Но и не случись досадных обстоятельств, плодовые сады и пасущиеся стада оставили бы Елену вполне равнодушной. Да, с французскими пределами душа ее очнулась от лихорадочного сна, а глаза вновь прозрели, однако ж ее воображением владело теперь нечто иное, чем пасторали. Лицо девушки из под Лиона то и дело возникало перед внутренним взором Нелли. Даже не миловидно, но красиво оно было, то есть имело принятые за идеал античные пропорции. Лоб показался Нелли низковат, в особенности по сравнению с ее собственным, зато как ровен, никаких упрямых выпуклостей. Крохотный округленный подбородок, и рот такой маленькой… вовсе бескровный. И этот ужас, застывший в голубых глазах! Но несомненные страдания, перенесенные девушкой, отчего-то не будили желания обнять ее, ласково расспросить, утешить… Вот странность, Нелли никак не хотела бы знать, что же случилось с нещасной девицею, какие злоключения она перенесла. Нет, определенно не хотела бы! Тогда зачем не может она о той не думать?

— Зажиточно живут крестьяне, — Параша, пользуясь тем, что старик вновь на несколько времени утихомирил шалуна, глядела по сторонам во все глаза. — Печи-то все по-белому в избах, даже вон скатерть на столе видна, право… Вишь, под горкою, дверь отворена где семья обедает, каждый из своей миски ест… Только как не сбивают они до крови ног своих в деревянных этих башмаках, в толк не возьму!