Лила, Лила - [74]

«С какими знакомыми?» – с подозрением спросил Давид.

«Со знакомыми Сабрины. У родителей одного из них там шале».

«Значит, когда я вернусь, тебя дома не будет?»

«Да».

Долгое молчание.

«Ладно, – сказала Мари, – в понедельник поговорим».

«В понедельник мы увидимся. А поговорим, надеюсь, раньше. Ты же берешь с собой мобильник?»

«Гунтерн – место очень отдаленное. Я не знаю, как там с роумингом. Чао, всего хорошего».

«Чао, – отозвался Давид, – я тебя люблю».

«Угу».

Мари слушала невнятный гул голосов, звяканье посуды, стук тяжелых лыжных ботинок по деревянным половицам. Даже звуки лендлера ей нравились. О Давиде она подумала только сейчас, в первый раз со вчерашнего вечера, когда приехала сюда.

Шале называлось «Бонанза» и принадлежало родителям Рето, студента-медика, нынешнего друга Сабрины. Там была большая жилая комната, кухня, четыре спальни, две ванные и что-то вроде «матрасной» на чердаке. Меблировка отчасти типа «сделай сам», а отчасти – старые вещи, скопившиеся за долгие годы семейной жизни.

Их было девять человек, все примерно одного возраста, все из числа приятелей Рето, в основном студенты, и, как считала Мари, очень симпатичные. Устроили настоящую лыжную вечеринку, ели раклет[29] и играли в салонные игры по старой книжке, найденной в ящике с карточными колодами и настольными играми.

После полуночи тянули жребий – кому где ночевать. Мари вытянула «матрасную».

Сегодня встали рано, и Мари взяла напрокат лыжи в единственной на всю деревню спортивной лавке. Ходила она туда в сопровождении Марко, у которого, в отличие от остальных, тоже не было своих лыж.

Эта общность привела к тому, что они и на подъемнике ехали вместе, и он ждал ее, когда она отставала – каталась-то не очень хорошо, – и сейчас сидел рядом.

Марко тоже учился на медицинском, был старше ее на несколько лет, очень внимателен, но не навязчив, очень забавен и совершенно не в ее вкусе. Вдобавок чересчур хорош собой, на ее взгляд. Наверняка станет пластическим хирургом. Или гинекологом для дам из высшего общества.

Мари, прищурясь, смотрела в синее небо. Несколько альпийских галок парили на фоне Хорна, горы, которая слишком рано бросала тень на деревню и на лыжню, из-за чего Гунтерн так и не стал настоящим центром зимнего туризма. Но, с другой стороны, тут вполне можно появиться в прошлогодней экипировке и покататься на лыжах, а не на модном сноуборде. По мнению Рето, это большой плюс.

Рето настоял и на том, чтобы все они отведали здешний фирменный напиток: кофе «гюллелох». Рецепт его в «Виде на Хорн» хранили под строжайшим секретом, но Мари угадывала в нем домашние наливки, немножко кофе и много сахара. Подавали «гюллелох» в бокалах, с шапочкой сбитых сливок.

Одна порция повлекла за собой другую, а в результате последний спуск они начали, когда флагшток уже не отбрасывал тени. Все храбро заявили, что готовы съехать по черной лыжне. Мари выбрала самый легкий спуск. Марко, естественно, составил ей компанию.

В переполненном ресторане внизу, в конце маршрута, все выпили по глинтвейну, потому что подзамерзли во время спуска. Еще немного – и Мари пустилась бы в пляс под звуки лендлера.

В шале «Бонанза» мобильник сообщил о пяти вызовах. Звонил Давид. Мари отключила телефон.

Ужин состоял из девяти блюд. Каждый должен был что-нибудь состряпать из провизии, запасенной родителями Рето. Мари приготовила салат с рисом.

Потом играли в шарады. Один загадывал слово, жестами давая подсказки, остальные отгадывали. Мари загадала «подразделение». Для пояснения указала под мебель и сделала вид, будто делит торт.

Отгадал слово Марко.

При жеребьевке Марко вытянул отдельную комнату. И после целого дня полнейшей общности Мари сочла более чем естественным, что они и ночь проведут вместе.

51

Квартира выглядела так, будто ее приготовили к приезду гостя. Чистое белье на постели, чистые полотенца в ванной, корзинка для грязного пуста, а в холодильнике минеральная вода, пиво, сок, йогурт и сливочное масло. Сыр и двухсотграммовая нарезка граубюнденской ветчины еще в магазинной упаковке.

Хромированная мойка сверкала чистотой, высохшая губка висела на кране. На обеденном столе записка: «В воскресенье, возможно, буду поздно. Мари».

Крестики отсутствовали. Обычно Мари ставила перед подписью три крестика. Три крестика – три поцелуя.

Давид набрал номер Мари. Без особой надежды. После ее пятничного звонка он ни разу не сумел с нею связаться. Сначала твердил себе, что сеть в этой горной дыре работает плохо. Однако не преминул уточнить в телефонной компании. И услышал в ответ, что прием в районе Гунтерна функционирует безупречно.

После завтрака в Вюрцбурге он ничего не ел, но аппетита не было. Достал из холодильника пиво и сел за компьютер.

Сегодня это уже не первое пиво. В экспрессе «Интерсити» он уже осушил несколько бутылок. Тоже новый для него опыт: алкоголь с утра. Он не знал, зачем пьет, лучше от этого не становилось. Наоборот, он делался слезливым. Но мужчины, у которых неприятности в любви, всегда пьют.

Он включил компьютер, просмотрел почту на своем сервере. Обычные послания от фанатов, которые он получал с тех пор, как один из интернет-книготорговцев опубликовал его электронный адрес. Как правило, он на них отвечал, в чем и состояла вся его писательская деятельность.