Ликабет. Книга 2 - [10]

— Ты знаешь многих из них?

— Я здесь почти двадцать лет. Всех кто что‑то значит, я знаю. Со многими из местных вождей, когда они были еще молодыми, я ходил в походы против лангобардов и семнонов при победоносном Друзе.

— Сложно выучить их язык? — поинтересовался Буховцев. Историки просили его поучить германский, если это будет возможно, да и при задании пригодится, но сейчас на месте он уже понимал, что ему будет не до этого.

— Не очень сложно. Все местные разговаривают почти на одном языке. Ампсиварии, Хавки и Ангриварии на другом, но тоже, очень похож. Только если ты решил учиться разговаривать по — германски, не трать время, трибун. Никто из местных с тобой на своем языке разговаривать не будет, а те с кем тебе придется общаться хорошо говорят по–латыни.

Валерий был озадачен.

— Но ты же знаешь германский?

— Знаю. Я выучил язык еще в молодости. У меня было много друзей среди германцев, да и сейчас есть с кем поговорить. Но у тебя нет, а германцы сейчас другие пошли — печально добавил Цедиций.

— В чем же разница?

— Раньше они были простые рубаки довольные тем, что есть у них, или у таких же, как они соседей, а мы дали им дары нашего мира и теперь они хотят их, и ищут от нас выгоды. Не будет с тобой херуск или другой германец разговаривать, пока не поймет, что сможет от тебя поиметь, да и после не будет — потом, криво усмехнувшись, добавил — да и со мной тоже.

— Почему же? — не понял Буховцев.

Луций Цедиций некоторое время шел молча, что‑то обдумывая, потом продолжил и Валерий в очередной раз удивился. Префект назвал его по имени, и в его голосе появилась печаль, тем более выразительная, что до этого ничего подобного не было.

— Нравы здесь другие Марк. Не такие, как в Риме. Молодые легионеры часто удивляются, что здесь нет рабов, и считают, что все свободны. Но на самом деле это не так. У нас в Риме раб это лишь юридическое состояние человека. Он может быть рабом, но стать свободным. Хозяин при свидетелях даст ему вольную, он станет его клиентом, будет работать и если ему повезет, станет богат. Такое часто бывает. Я знал многих вольноотпущенников, которые были влиятельней и богаче свободнорожденных римлян, даже патрицианских родов. Германцы не держат рабов, потому, что у них есть другие свободные германцы, к которым они относятся как к рабам. Здесь есть несколько знатных семейств и только из них германцы выбирают себе вождей. Под ними ходят главы родов. Они поставляют вождям воинов в дружины и дают часть урожая, ниже стоят старейшины селений, ниже все остальные. Самые бедные и беззащитные живут всеми понукаемые и делают любую работу, какую им велят. Это и есть местные рабы. У нас в Риме господин имея раба обязан его содержать иначе может нарваться на закон или осуждение соседей. Здесь этого нет. Об этих людях никто не заботится. Но это я так, чтобы ты понял. Германцы не распоряжаются тем, что имеют. Может, то, что добыли на охоте, одежда, еда на семью. Все остальное, это имущество рода, но распоряжается им конечно старейшина. Часто бывает по своему произволу. Он же и решает кому, чем заниматься и как себя вести. Если ты с ним лично не знаком никто с тобой разговаривать не будет. Вопросы мены, покупки, да и другую разную мелочь решает он. Теперь, понял, насчет разговоров на германском.

— Понял Луций. Спасибо что сказал — тепло поблагодарил Валерий. Эти знания того стоили — но я не понял насчет рабов — добавил он. Мы ведь держим рабов не только для того, чтобы бить их палкой. Рабы работают и приносят хозяину доход.

Цедиций оглушительно заржал, так что шедший впереди центурион удивленно обернулся.

— Хорошо, что напомнил. Знаешь, для германцев основной доход это охота, ну и война конечно. Война — это самый уважаемый. Хотя война здесь больше обычный разбой напоминает. Когда мы стали платить союзникам серебром, а торговцы на это серебро стали продавать им римские вещи, очень многие возжелали его иметь. Однажды ко мне подошел вождь из хавков и стал выпытывать, как римляне добывают такие полезные штуки, как монеты. Я начал ему рассказывать, что можно было бы засеять больше полей зерном, и мы бы его покупали за серебро. Сказал, что в Риме есть много уважаемых, богатых людей, разбогатевших торгуя зерном. Хавк подумал, что я шучу. Видел бы ты его рожу — префект хохотнул, потом посмотрел на Буховцева — здесь трибун, выращивание зерна, да и вообще любая работа, занятие из последних. Им еще придется долго шевелить мозгами, чтобы придумать, как извлекать из рабов доход.

Валерий тоже негромко рассмеялся. Он читал, конечно, про подобные отношения, когда готовился к перемещению. Но не знал, что все выглядит так забавно.

— У нас здесь, наверное, проблемы со снабжением?

— Дичи херуски и другие германцы продают полно, а зерно очень редко. Растят только для себя, ты и не представляешь, что здесь бывает в голодные годы.

— Часто бывают неурожаи?

— Бывают, и довольно часто. Бывают годы, они запасают совсем мало зерна, а в такие годы и все другое плохо растет. Зверье уходит в другие более благодатные леса, обычно на юг, или ближе к морю. В такие годы раб на вилле самого жадного хозяина где‑нибудь в Лации или Этрурии ест лучше, чем местные вожди. Я не шучу. Сам видел как моему знакомцу Ингвиомеру, когда он был еще мальчишкой, иногда приходилось идти в лес и обдирать кору с деревьев, чтобы что‑то было в желудке. А ведь он сын вождя.