Лифт вниз не поднимает - [15]
— Впервые в нашей стране завоевала высшую награду международного фестиваля “Золотой Орфей” — “Гран-при”!
— Что “Гран-при”? Что “Гран-при”? А где первое место?! — возмущаются в Москве. Фантастика!
Своеобразная реакция на победу Пахоменко была и в Ленинградском обкоме партии.
— А что, “Золотой Орфей” действительно из чистого золота? — спросил по телефону высокомерно-пренебрежительный голос.
— Ага. Четыре с половиной килограмма чистейшего золота 96-й пробы! — ответил я за Машу. — Прошу возле дома выставить вооруженную охрану!
Фантастика!
Я настороженно отношусь к обилию новых имен на современной эстраде. Все эти Ники, Лики, Вики… Многие из них, как мотыльки-однодневки. И даже стоящий (или лежащий) за их спиной финансовый магнат не всесилен. Ах, если б можно было купить талант и сценическое обаяние!
Но есть имя, которое много лет вызывает у меня и Марии Леонидовны бесспорное почитание. Это Алла Борисовна Пугачева. Целая эпоха в нашей песенной стране!
Тем больнее было услышать в цикле телевизионных передач, посвященных любимой певице, что первой артисткой в нашей стране, завоевавшей “Золотого Орфея”, была она, Алла Пугачева.
Кому-кому, а ей-то уж известно лучше других, что за несколько лет до нее, в 1971 году этой престижной награды была удостоена Мария Пахоменко.
“Хочешь жить — умей вертеться!”. Этот постулат принял в моей жизни индивидуальный опенок. Раскрою некоторые семейные тайны.
Если для театра характерна, скажем, “сцена у фонтана”, то моя жизнь наполнена “сценами у дверей”. У входных дверей в нашу квартиру.
Звонок в дверь.
— Мария! Это мы. Твои соседи. Из общежития! “Разговоры да разговоры, слово к слову тянется, разговоры стихнут скоро, а любо-о-овь останется!”. Мария! Ну, не жидись! Дай треху!
Звонок в дверь.
— Разрешите доложить — капитан первого ранга Иванов! Выполняя поручение экипажа ракетного крейсера “Свирепый”, хочу вручить вам, Мария, скромный букет цветов.
— Товарищ капитан первого ранга! Да где же вы видели, чтобы к артистам приходили в семь часов утра? Хотя бы и с цветами! — возмущается за дверью Пахоменко.
— А вы, Мария, не переживайте. Знаете, как много в жизни красот для тех, кто рано встает? Вам надлежит букет, безусловно, принять. А в знак, так сказать, ответной благодарности прошу вас исполнить для меня лично мою любимую песню “Ах вы ночи, матросские ночи”. Если у вас не парадная, так сказать, форма одежды, это меня не смущает. В какой-то мере, это даже приятно!
— Слушай мою команду! — рявкаю я из-за двери тоном контр-адмирала. — Кру-угом! Марш!
Звонок в дверь.
— Я люблю Марию…
— Я тоже, — отвечаю миролюбивым тоном.
— Мне нужно срочно ее увидеть. Я хочу ее прямо сейчас…
Выглядываю в дверной глазок. Стоит парень. Следы неуравновешенности украшают его тусклое лицо.
— Молодой человек! Хотите увидеть Марию Леонидовну? Пожалуйста, приходите на концерт. Сегодня концерт в Театре эстрады, на Желябова. Возле ДЛТ. Усекли?
Звонок в дверь.
— Вы меня не поняли. Я сейчас ее хочу…
— Сейчас я спущу тебя с лестницы! — храбро кричу я через закрытую дверь, мысленно соизмеряя свою щуплость с его спортивной фигурой.
Звонок в дверь.
— Я очень хочу…
Забыв, что у меня семья, что я могу ее никогда больше не увидеть, выскакиваю на лестничную площадку. Мои очки оказываются на уровне живота страдателя:
— Во-первых, Пахоменко нет дома. Во-вторых, хромай отсюда! Донжуан сраный! Постыдился бы! Мария Леонидовна тебе в матери годится!
— Нет! Нет! Это ложь! В какие матери? Мария совсем молодая! Молодая и безумно красивая! Я люблю ее! Я целую ее… когда она поет в телевизор.
Завязывается потасовка. От неминуемых увечий меня спасают соседи.
Страдалец кубарем скатывается по лестнице вниз. У меня в руках остается его шапка.
Звоню в милицию.
— Так, мол, и так. Приходил один… Говорит, что любит.
— Александр Наумович! — посмеивается дежурный райотдела. — Вы успокойтесь. Если вернется за шапкой, вы позвоните нам. Мы сразу.
На другой день Маша с дочкой уехала к родственникам. Я один.
Звонок в дверь.
— Извините меня! Ради всего святого! Вы никогда меня больше не увидите! Мне стыдно за вчерашнее. Как дурно я поступил!
Этот высокий литературный “штиль” растопил мое сердце. Выхожу на лестницу. Отдаю шапку.
— Давай поговорим как мужчина с мужчиной, — говорю тихо и ласково. — Мария Леонидовна воспитывает дочь. У нее сложная и напряженная жизнь. Хочешь проявить к ней свои чувства? Приходи на концерт. Принеси цветы. Ей будет приятно. И тебе тоже.
— Я очень вам признателен. Еще раз извините! Я исчезаю!
Взял шапку и ушел.
Дочь, окончив Ленинградский институт театра, музыки и кино, стала работать на эстраде. Иногда на концертах мы выступаем всем семейством — Маша, Наташа и я. А теперь, когда подросла внучка (ей уже восемь лет!), — две Маши, Наташа и я.
Если мы выступаем втроем, “доброжелатели” ленконцертовского помола шипят в спину: “Сообразили на троих!”.
Было часов одиннадцать вечера, когда, “сообразив на троих”, мы подъехали к дому.
Высадив из машины своих дам, я подхватил мешок с концертными платьями и проводил их до дверей квартиры. Так спокойнее.
