Лицом к лицу. О русской литературе второй половины ХХ – начала ХХI века - [60]

Апофеозом деятельности «позднего» Распутина стало требование уголовного наказания для девочек из Pussy Riot. Русский писатель, требующий не милосердия и смягчения наказания, а его ужесточения! До подобного из авторов с высоким реноме раньше опускался только Михаил Шолохов в своей речи по поводу Синявского и Даниэля. Да и то, фигуранты тогдашнего дела все-таки были мужчинами, а не женщинами.

И все же… И все же имя Валентина Григорьевича Распутина, безусловно, останется в итоговой истории русской литературы. А уж какими эпитетами оно в этой истории будет сопровождаться, покажет будущее той страны, за которую покойный болел всей своей душой.

Памяти Елены Цезаревны Чуковской

Вспоминая о последних днях жизни Бориса Пастернака, старший сын поэта, Евгений, рассказывает, как отец мечтал уберечь их с младшим сыном «Ленечкой от участия в его жизни, как от несвободы и тяжести, приносящих только огорчения». «По его представлению, занимаясь его делами, – поясняет Евгений Борисович, – мы обречем себя на вторичность, чего он сам всю жизнь всеми силами старался избегать. Начало этого лежит в подкупающей легкости вторичного, а в перспективе получается отказ от необходимых для подлинной и первичной работы усилий труда».

Завершает свой рассказ Пастернак-младший не без горечи: «Ленечка, следуя папиному желанию, сумел избежать этого, а я волею судьбы встал на этот путь, пожиная на нем и радость душевной близости с отцом, и оскорбления, с этим сопряженные».

Елена Цезаревна Чуковская очень рано и очень хорошо поняла, какими опасностями чревато для ее личности постоянное пребывание в тени великого Деда. В юности она сделала решительный «Ленечкин» выбор и поступила на химический факультет МГУ. «Выбрала такую профессию, чтобы не иметь никакого отношения к литературе, и долгие годы занималась этой профессией, – делилась воспоминаниями Чуковская в одном из телеинтервью. – Я проработала 34 года в институте элементоорганических соединений совершенно не в качестве внучки. У меня была специальность, были статьи по работе, ну и были соответствующие занятия. Мне это было очень интересно, у меня была в конце уже большая группа, мне было интересно заниматься наукой».

«Но постепенно, – продолжает Чуковская, – где-то к 60-м годам стало складываться такое положение, которое втягивало меня в литературные помощники. Во-первых, Корней Иванович привлекал меня к подготовке “Чукоккалы”; во-вторых, моя мать, Лидия Корнеевна, теряла зрение, и приходилось много помогать ей технически; в-третьих, в 1965 году я познакомилась с Солженицыным и тоже оказывала ему какую-то техническую помощь. Так, постепенно, я втянулась во вспомогательные литературные занятия».

Не правда ли – удивительно? И Евгений Пастернак, и Елена Чуковская из прекрасной и в высшей степени органичной для них скромности представляют дело так, как будто выбор – вставать или не вставать на свой трудный путь – перед ними просто не стоял. «Волею судьбы…», «Стало складываться такое положение…» Между тем оба они были в то время молодыми энергичными людьми со своими собственными интересами, с возможностью своей собственной судьбы, никак, или почти никак не связанной с нуждами и желаниями родственников и друзей. Какое огромное количество юношей и девушек сегодня и всегда бережно и любовно прислушивается к каждой вибрации своего прихотливого сознания и подсознания, к каждому извиву своей богатейшей гаммы желаний! И Евгений Пастернак, и Елена Чуковская не безличной судьбой были автоматически поставлены на свой путь, а сделали ответственный нравственный выбор и по своей собственной воле превратились (на всю, между прочим, жизнь!) в «технических помощников», составителей и редакторов, без труда которых мы никогда бы не прочли как следует изданного Пастернака, как следует изданного Корнея Чуковского, как следует подготовленную Лидию Чуковскую, да и «Архипелаг ГУЛАГ» был бы совсем другой книгой без самоотверженного «технического» труда Елены Цезаревны.

Вот далеко не исчерпывающий перечень результатов ее работы: подготовка и издание произведений К. И. Чуковского, в том числе его интереснейших дневников и писем, а также полного варианта знаменитой «Чукоккалы»; опубликование воспоминаний, писем и статей Лидии Корнеевны Чуковской (в первую очередь, ее «Прочерка» и «Дома Поэта»); бережное сохранение дома-музея Корнея Чуковского в Переделкине, где Елена Цезаревна и К. И. Лозовская стали первыми экскурсоводами; всесторонняя помощь А. И. Солженицыну (Елена Цезаревна первой в перестроечную пору потребовала вернуть писателю гражданство СССР – см. ее публикацию в газете «Книжное обозрение» от 5 августа 1988 года).

В течение всей своей долгой жизни Елена Цезаревна общалась с большими и сильными людьми – близко наблюдала Ахматову и Пастернака, дружила с Солженицыным, а уж о Лидии Корнеевне Чуковской и говорить не приходится. И конечно, она видела, не могла не видеть, что все эти великие творцы в бытовом общении не слишком-то интересовались окружающими их обывателями, которые им часто мешали, досаждали, не давали сосредоточиться на главном – на творчестве.