Лицо под вуалью - [51]

Он приветствовал полицейского так, словно они были старыми друзьями:

– Привет, Майкл, рад вас видеть. Как поживаете?

Ошарашенный Бёрден ответил, что хорошо, и Олсон спросил, далеко ли он продвинулся. Инспектор привык к этому вопросу – обычно его задавали люди, которых он считал «публикой», и он невольно показался ему несколько нахальным. Но Майкл дал уклончивый, внушающий легкий оптимизм ответ, а потом Серж удивил его, заявив, что стоять на улице слишком холодно, и почему бы им не зайти в кафе «Куинс» и не выпить по чашке чая?

Бёрден сразу же понял, что психолог хочет рассказать ему о чем-то таком, что ему самому представляется важным. Зачем бы еще он это предлагал? Несмотря на то что тот называл инспектора по имени, они встречались всего два раза до этого и строго в рамках отношений «полицейский – свидетель».

Но когда они сели за столик, Олсон, вместо того чтобы поделиться с ним секретами своего консультационного кабинета, начал говорить о недавнем суде над арабскими террористами, об огромных сроках, которые получили трое обвиняемых, и об угрозе, которую опубликовала связанная с ними террористическая организация, обещая «достать» прокурора. Бёрден, в конце концов, вынужден был спросить, о чем именно Серж хотел с ним поговорить.

На лице психолога блеснули яростные, сверкающие глаза, больше похожие на глаза животного. Здесь было некое несоответствие, так как голос Олсона всегда звучал спокойно и неторопливо, а поведение его было безмятежно спокойным.

– Поговорить с вами, Майкл? – переспросил он.

– Ну, понимаете, вы пригласили меня на чашку чая, и я подумал, что должно быть нечто конкретное…

Серж мягко покачал головой:

– Вы предположили, что я скажу вам, будто Клиффорд Сандерс при определенных обстоятельствах мог бы стать убийцей? Или что он вел себя очень странно, когда ушел от меня в тот вечер? Или что те мужчины двадцати трех лет, которые живут дома вместе с матерью, относятся к психотическому типу по определению? Нет, я ничего подобного не собирался вам говорить. Я замерз и подумал, что хорошо бы выпить хорошего горячего чая, который мне не придется самому заваривать.

Бёрдену не хотелось закончить на этом разговор, и он спросил:

– Вы действительно не хотели ничего подобного мне сказать? – Олсон закивал быстрее. – Наверняка странно, что мужчина живет вместе с матерью, даже если она вдова. Миссис Сандерс нельзя назвать старой.

Олсон в ответ произнес нечто не совсем понятное:

– Вы когда-нибудь слышали о «парадоксе энкекалимменоса»?

– О чем?

– Это означает «под вуалью». Сам парадокс звучит примерно так: «Вы можете узнать свою мать? – Да. – Вы узнаёте эту женщину под вуалью? – Нет. – Женщина под вуалью – ваша мать. Следовательно, вы можете узнать свою мать и не узнать ее».

«В миссис Сандерс и правда есть нечто завуалированное. Ее собственное лицо – это в каком-то смысле вуаль», – подумал Бёрден, пораженный игрой собственного воображения. Но разговор он продолжил в резкой манере полицейского:

– Какое это имеет отношение к Клиффорду?

– Это имеет отношение ко всем нам и нашим родителям и к тому, знаем мы их или не знаем. Над входом к Дельфийскому оракулу были написаны слова «Узнай себя», и это были очень давние времена. За прошедшие с тех пор две или три тысячи лет следовали ли мы этому совету? – Олсон улыбнулся и, помедлив мгновение, чтобы эти слова дошли до сознания Бёрдена, прибавил: – И она не вдова.

– Не вдова? – Это была более твердая, более знакомая почва. Майкл подавил вздох облегчения. – Значит, отец Клиффорда еще жив?

– Они с мужем развелись много лет назад, когда Клиффорд был маленьким. Родители Чарльза Сандерса были фермерами, и их дом принадлежал семье много поколений. Он жил там вместе со своими родителями, когда женился. Откровенно говоря, его жена Дороти работала у них служанкой: она приходила ежедневно убирать в доме. Неизвестно, что думали об этом родители Чарльза – Клиффорд этого явно не знает. Не нужно так смотреть, Майкл, я не сноб. Меня заставляет задуматься не столько ее умственное развитие, сколько, скажем так, ее непривлекательная личность. Полагаю, она была хорошенькой, а на своей работе я понял, что в девяти случаях из десяти этого достаточно. Через пять лет Чарльз оставил их и отдал дом жене и сыну.

– А как же бабушка с дедушкой? – спросил Бёрден.

Серж, который к тому времени уже съел два затейливо украшенных пирожных и кусок фруктового рулета, с улыбкой начал вытряхивать из бороды крошки при помощи желтой бумажной салфетки.

– Клиффорд их помнит, но очень смутно, – ответил он. – Когда отец ушел, бабушка жила с ним и с его матерью. А дедушка незадолго до этого умер. Денег было немного, и Чарльз Сандерс, по-видимому, им не помогал. Они вели трудную, одинокую жизнь. Я никогда не заходил в их дом, но догадываюсь, что он мрачный и стоит вдалеке от других домов. Дороти ходила убирать по домам, немного шила… Следует отдать ей должное: она настояла, чтобы Клиффорд поступил в университет – Южный университет в Майрингхэме, хотя ему пришлось жить дома и работать на каникулах. Не сомневаюсь, что ей было одиноко и она нуждалась в том, чтобы он жил с ней.