Лицо - [4]

Козьим сыром и водой

Торговали на развилках,

Соус огненный в бутылках

Ждал соития с едой.

Геральдический петух

Спал в подоле у старушки,

И языческой пирушки

Реял крупный, зрелый дух.

Этот день почти потух,

Своды светом обнищали,

Но дорогу освещали

Море, ослик и пастух.

Золотистые круги

Источали эти трое

И библейские торги

Освещали под горою

Незаметно для других,

Но любовно и упорно.

Ослик ел колючки терна,

Пастушок — фундучьи зерна.

Где-то рядышком, из рая,

Но совсем не свысока,

Пела нежная валторна,

К этой ночи собирая

Все разрозненное в мире,

Все разбросанное ветром

За последние века.

1967

«И колокол в дупле часовенки пустой…»

И колокол в дупле часовенки пустой,

И ослик с бубенцом, подвязанным под грудь,

Внушали мне любовь своею красотой,

Виднелись на просвет, просматривались вглубь.

Вокруг питался юг безумствами долин,

В саду среди хурмы шумела чайхана,

Валялись на земле лимон и мандарин

И бесподобный плод с названьем фейхоа.

Вознаграждался труд лихвой фруктовых груд

И умноженьем стад, идущих прямо в ад,

В жаровню, на костер, на свой девятый круг,

У них загробный мир — огромный комбинат,

Их сок и жир течет, и начат новый счет,

Прекрасный, сладкий дым уносится в трубу,

И хочется свобод, и к жизни так влечет,

Что никакая муть не омрачит судьбу.

Пускай устройство дней совсем оголено -

До крови и костей, до взрыва Хиросим, -

Продли, не отпускай! Узнаешь все равно,

Что без моей любви твой мир невыносим.

1964

МОЦАРТ

Два свободных удара смычком,

Отворение вены алмазной,

Это — Моцарт! И сердце — волчком,

Это — Моцарт! И крылья торчком,

Это — Моцарт! И чудным толчком

Жизнь случайно подарена. Празднуй,

Мальчик с бархатным воротничком.

Это — Моцарт! В дележке лабазной,

Попрекающей каждым клочком

Тряпки, каждым куском и глотком,

В этом свинстве и бытности грязной,

Где старуха грозит кулачком,

Чтобы сын не прослыл дурачком,

Ради первенца с рожей колбасной

Приволок ковырялку с крючком

Потрошить плодоносное лоно, -

Только чудом, звездою, пучком

Вифлеемским с небесного склона

Порази этот мрак безобразный,

Мальчик с бархатным воротничком.

Это — Моцарт! И солнечный ком

С неба в горло смородиной красной

Провалился И привкус прекрасный

Детства, сада и раннего лета

Целиком овладел языком.

Я-на даче, я чудно раздета

До трусов и до майки. Скелета

Мне не стыдно. И ослик за это

Оставляет шнурок со звонком

У калитки на кустике роз.

Где-то музыка, музыка где-то…

Ободок неизвестного света

Опустился над басмой волос.

Это — Моцарт! И к небу воздета

Золотая олива квартета.

Это — обморок. Это — наркоз.

1967

ЯНВАРЬ

У нас такая синева

В окне — от близости реки,

Что хочется скосить зрачки,

Как на иконе, как при чуде.

У нас такие покрова

Снегов — почти материки,

Что день задень — в ушах звонки,

И всюду голубые люди,

И я да ты — ученики

У чародея. Холодея,

Стоим в просторах мастерской

У стенки с аспидной доской.

Зрачками — вглубь. В гортани — сушь.

Вкачу, вчитаю по слогам

В гордыню, в собственную глушь

Ежеминутной жизни гам,

Битком набитый балаган

Без тряпки жалкой на окне.

И все, что прежде было вне,

Теперь судьбу слагает нам,

Родным составом входит в кровь,

Приставкой к личным именам.

Сообщники! У нас — любовь

Ко всем грядущим временам,

Ко всем — до гибельного рва,

До рваной раны, до строки

Оборванной, где прет трава

Поверх груди, поверх руки!

У нас такая синева

В окне от близости реки.

1967

ТРАМВАЙ

Все младенцы пахнут молоком,

Все мужчины пахнут табаком,

Мчится транспорт — он набит битком,

Красный, он мне кажется битком -

Красным, пламенеющим, сырым.

На конфетах нарисован Крым,

На обертке мягкого сырка -

Тень коровы: он — из молока.

А на книге — профиль Спартака

И за ним бегущие рабы.

Выхожу на Площади Борьбы.

1956

ОТЕЧЕСТВО СНЕГА

Отечество снега,

плывущего с неба,

исходит сияньем.

Великая свежесть,

великая снежность

исходит слияньем,

исходит влияньем

на мысли и чувства,

на вечность творенья,

на неистребимые

силы искусства,

на буйство сирени!

О, это прозрачное,

белое, тонкое,

хрупкое, звонкое -

над каждою птицей,

над каждой ресницей

и перепонкою,

над спешкою вечной,

над болью сердечной,

над всей мясорубкою -

о, это прозрачное,

белое, тонкое,

звонкое, хрупкое! -

меж мной и тобою,

меж духом и телом

единственно целое -

о, это прозрачное,

тонкое, звонкое,

хрупкое, белое!

Над каждою негой,

Печорой, Онегой,

над всеми ребенками -

о, это прозрачное,

белое, тонкое,

хрупкое, звонкое -

Отечество снега.

1985

ВОР

Зимой сорок третьего года

видала своими глазами,

как вор воровал на базаре

говяжьего мяса кусок -

граммов семьсот

с костью.

Он сделал один бросок

и, щелкнув голодной пастью,

вцепился зубами в мякоть

и стал удирать и плакать.

Караул! Мое мясо украли! -

вопить начала торговка,

на воре сплелась веревка,

огрели его дубиной,

поддели его крюком,

дали в живот сапогом,

схватили его за глотку,

а он терзал и заглатывал

кровавый кусок коровы.

Тут подоспел патруль

и крикнул торговкам:

— Сволочи!

Вас и повесить мало!

Дайте ребенку сала!

Выпучив лютый взгляд,

оторопела свора

и разглядела вора:

вор на карачках ползал,

лет ему было десять,

десять или двенадцать,

слезы его и сопли

красного были цвета.

Бабы перекрестились:

— Господи Иисусе,

зверость на нас нашла! -

Стали сморкаться, плакать,

вору совать капусту,

луковицу, морковку,

круг молока замороженного.

Но вор ничего не взял,