Лицо ангела - [9]

— Хорошо, теперь можете зашивать.

Он кивнул доктору Тери Бенсон, главному ординатору хирургической команды. По некоторым причинам Джордана часто сравнивали с Дентоном Кули, выдающимся хирургом — первооткрывателем в области трансплантации сердца. Одной из таких причин было то, что он проводил операции под музыку. Другая причина — его способность сосредотачиваться, но сам Джордан прекрасно знал, в чем он на самом деле был хорош, а в чем не очень. Несмотря на все эти разговоры о его умелых руках, когда дело касалось нитки и иголки, лучше это было предоставить Тери Бенсон. Легкие стежки, которые она накладывала, были такими аккуратными, словно при вышивании.

— Давайте вытащим реберный расширитель, — скомандовала Тери и приготовилась достать прибор. — Осторожно! — Она раздавала распоряжения, сопровождаемые жужжанием работающей техники и комментариями медсестры, работа которой заключалась в том, чтобы следить за состоянием пациента.

Операция, которую они только что провели, была долгой и изнурительной.

Пациентка была шестидесятидвухлетней женщиной, доставленной в больницу с диагнозом диабета, ее аорта лопнула, словно автомобильная шина. Команда предприняла все возможное, чтобы спасти ей жизнь. И теперь они были изнурены, каждый из них, как физически, так и эмоционально.

Джордан тоже устал, однако трудная операция не выбила его из сил до конца. Ему еще предстояло более тяжелое испытание — разговор с семьей пациентки.

Не имело значения, как заканчивалась операция — успехом или поражением, сильные эмоции, царившие в комнате ожидания, по каким-то причинам всегда действовали на него странным образом. Тем не менее, это тоже было частью его работы хирурга.

В этом случае, ему предстоял разговор только с мужем пациентки, и когда Джордан, все еще одетый в халат, вошел в холл, он увидел мужчину, который сидел в углу на диване, склонившись над кофейным столиком. Вид у мужчины был такой, словно он не понимал, что же он здесь делает. Взгляд у него был отстраненный, а лицо стало серым от усталости. Казалось, что его руки были сами по себе — одна была полу поднята, как будто мужчина собирался вытащить журнал из стопки, лежащей на столике, а другая бесцельно лежала рядом.

Джордан наблюдал такую картину много раз — глубокое горе, охватившее любящего человека. Пока проводилась операция, они кругами ходили по холлу, снова и снова, в ожидании новостей, и, в конечном счете, вместе с ними надежду теряли и их сердца. К тому времени, когда Джордан выходил в холл, многие из них уже подготавливали себя к худшему. Надежда их покидала. Или же они просто боялись надеяться.

Особенно трудно это было для мужчин. Они не привыкли испытывать такие сильные эмоции и просто не знали, как с ними справляться. Честно говоря, Джордан тоже не знал этого.

Почему-то, входя в холл, он остановился в дверном проеме, и некоторое время стоял не двигаясь. Сейчас очень важно взять себя в руки, понял он. Однако времени на это уже не было. Он не успел собраться с мыслями. Мужчина заметил его и неуверенно подался вперед.

Надежда промелькнула в его взгляде, но страх сковал его, заставляя оставаться на месте.

Джордан быстро подошел к нему.

— Мистер Дженкинкс.

Нед Дженкинс попытался что-то сказать, его челюсть чуть ли не свело от усилий. Ему нужно было выговориться, и Джордан понимал это, продолжая хранить молчание.

— Я обещал, что ей больше никогда не придется ни готовить, ни убирать, ни выполнять другую домашнюю работу, — наконец произнес Дженкинс. — Я обещал ей, что сам обо всем позабочусь. Ей и пальцем не придется пошевелить, если она только не умрет…

Его голос охрип, и мужчина наклонил голову, пытаясь скрыть свои слезы.

Это была своего рода исповедь чувствовавшего свою вину мужчины, за все те годы, когда его жене приходилось тяжело работать. И Джордан был единственным, кто услышал ее. Именно это переворачивало все у него внутри — те вещи, которые люди говорят, пытаясь выразить свою боль. Почему-то Джордан знал, что этот крепкий пожилой мужчина еще ни разу не был настолько ранимым как сейчас. Нед Дженкинс, возможно, впервые в жизни чувствовал себя таким разбитым.

— Ну, если вы столько всего наобещали, — тихо произнес Джордан, — тогда вам предстоит тяжелая работа.

Дженкинс поднял на него глаза.

— Что вы сказали?

— Все прошло успешно. — Джордан едва успел договорить, как мужчина заключил его в свои медвежьи объятия и начал плакать словно ребенок.

Джордан тоже обнял его. Стараясь удержать его, и самому устоять на ногах. В то время как Дженкинс всхлипывал, Джордан пытался совладать со своими собственными эмоциями. И тогда он понял, почему же для него это всегда представляет такую трудность. Он никогда никого не любил так, как Нед Дженкинс. Он никогда не испытывал таких глубоких чувств. В его жизни не было того, что имел этот мужчина — партнера, родственной души, женщины, существование без которой стало бы бессмысленным.

В горле у Джордана образовался ком, и он попытался сглотнуть.

В этом была доля иронии. Он задался вопросом, сколько людей завидуют ему, считая, что у Джордана Карпентера есть все, хотя на самом деле человек, которому следовало завидовать — это Нед Дженкинс.