Личный враг князя Данилова - [36]

— Пить!

Звук застревал в сухом горле. Николаю чудилось, что он в госпитале, и стоит только крикнуть погромче, как сейчас же кто-нибудь подойдет. Но в комнате тихо.

Данилов сполз с кровати и выбрался из-за занавески. Ведро с водой, в которой плавал ковшик, стояло на табуретке в углу, и подполковник понял, что чувствует путник, когда находит в пустыне оазис. Выпив ковш залпом, Николай вышел из дома с ведром. Ступени прогнулись под ногами, из-под крыльца вылезла разбуженная собачонка и молча уставилась сочувствующим взглядом. Несколько ковшей воды, вылитой на шею, не помогли. Голова продолжала болеть, как будто по ней проехала колонна танков.

Серые утренние сумерки начали таять, обнажая деревню, скрытую темным пледом ночи. Где-то далеко, на другом берегу речушки, неуверенно прокукарекал петух. Данилов потерянно ходил по двору, пытаясь понять, куда же пропали Каранелли и хозяин. Наконец, догадался зайти на сеновал.

Напиток, который дед Василий добыл из погреба, оказал поистине магическое действие. Прохладный огуречный рассол изготавливался знатоком. Все лучшее, что смогли отдать огурцы, укроп, чеснок, горький перец, хрен и смородиновый лист, превратили его в настоящую живую воду. Как по мановению волшебной палочки снялась головная боль, разбитое тело обрело привычную упругость, исчезла песчаная пустыня во рту. Но съесть хотя бы малюсенький кусочек было свыше всяких сил.

— Вы, солдатики, городские, аль деревенские будете? — неожиданно спросил хозяин, когда мир начал приобретать обычные цвета.

— Городские, — быстро ответил Каранелли, сам не зная почему.

— Понятно, все, значит, больше на транвае ездите. С лошадью не справитесь.

— Почему же, — улыбнулся француз, — с шашкой справились и с лошадью справимся. А где их взять, дед Василий?

— Ясное дело где — на колхозной конюшне.

— Понятно, что на конюшне, а кто нам даст-то их?

— Я и дам. Окромя меня ноне ни одного мужика в колхозе не осталось — всех мобилизовали. Только бабы да дети. Так что я и за председателя, и за конюха. Айда за мной.

Вместе с гостями дед вышел на улицу и твердыми шагами направился к длинному сараю в конце деревни. По дороге он изредка останавливался у заборов, перебрасывался несколькими словами с копающимися в огородах женщинами и шел дальше.

— А кто такой председатель? — тихонько спросил Данилов У Луи.

— Точно не знаю, но что-то вроде местного предводителя дворянства.

Посмотрев, как уверенно седлают лошадей его гости, дед Василий сказал:

— Забирайте-ка вы, ребятки, их себе. Нам все равно со всеми не справиться. Напишите мне расписку, что рек… — старик запнулся, но со второй попытки выговорил, — реквизированы лошади для нужд армии.

— Напишем, конечно, напишем.

— Лучше уж вы, чем фашисты себе отберут.

Данилов промолчал, считая, что не нужно ввязываться в разговор. Француз отлично справляется, просто на удивление. У него даже говор изменился, а уж слов и понятий современных он знает намного больше Николая. Забавно, но Луи сейчас был более русским, чем Данилов.

Все трое вернулись домой к деду верхом. Хозяин собрал немного еды в узелок, рассказал, как лучше проехать на Гусино к мосту через Днепр. Расписку Каранелли написал под его диктовку, которая так и осталась лежать на столе.

— Подарил бы я тебе, Лева, шашку! Хорошая у тебя рука. Да привык к ней, к родной. Почти всю жизнь она при мне, — сказал напоследок дед Василий.

— Понимаю, все понимаю, — улыбнулся в ответ Каранелли.

V

До большой деревни Сырокоренье, вдоль речки Лосвинки, от Смилово шла дорога. В том месте, где Лосвинка сливалась с Дубравой, а потом почти сразу впадала в Днепр, стояло, без малого, две сотни дворов. Алексеевка располагалась на другом берегу, совсем рядом, но, чтобы туда попасть, приходилось ехать в объезд, к единственному на всю округу мосту.

Гудериан внимательно рассматривал карту. Вчерашний день оставил у него двоякое впечатление. С одной стороны, стремительный прорыв с юго-запада от Днепра с захватом поселка Красный не мог не порадовать. Корпус Лемельзена смял единственную советскую дивизию, прикрывающую ключевой поселок. От Красного шло две основных дороги: одна на восток, — старый большак, по которому еще Наполеон шел на Смоленск; другая строго на север к Днепру, к расположенному сразу за ним поселку Гусино с железнодорожной станцией и проходящей рядом автомагистралью Москва — Минск.

Остатки дивизии противника — два потрепанных полка — отошли на север, дорога на Смоленск стала открыта, и ничто не мешало парадным маршем направиться в древний русский город. Командующий второй танковой группой понимал, что следующий рубеж обороны противник организует в Смоленске. Раньше у него просто не хватит времени подтянуть хоть какие-нибудь силы, которых и так негусто. Но в городе почти нет войск, и потому это будет очень слабый рубеж, который войска его группы должны взять с ходу. И тогда три армии Советов окажутся в окружении, в «смоленском котле», в котором из них сварят отличный суп.

Неожиданно генерал-полковнику подумалось, что все это, кажется, уже было. Конечно! Бонапарт шел по этому тракту, чтобы взять Смоленск и отрезать русские армии. Тогда он не смог захватить город, в котором почти не было войск, прямо с марша. Провозился лишних два дня, и Барклай де Толли с Багратионом ускользнули. Воспоминание неприятно резануло. Надо же! И Красный тогда прикрывала только одна дивизия. Случаются же совпадения в истории. Ладони генерала вспотели. Он гнал эти мысли, но они сами всплывали в голове. Судьба Наполеона переломилась после гибельного похода в Россию.