Личный демон. Книга 2 - [36]

Камень тянул Кэт за собой, не раздумывая над тем, куда ведет — в ловушку, в смерть, в небытие. Не деликатничая, вырвал шмат из человечьей души, бросил Мурмур, точно приманку зверю — на, жри и приходи за добавкой! Ходы наперед не просчитывал, жадничал, торопился. Разгуляться ему, старому, хотелось, подмять под себя ангела-работорговца, затянуть в свои недра и его, и прочих обитателей нганга, а там уж сотрясти земные пласты, как никогда прежде. Стал бы он щадить в жадности своей одну-единственную душу, да еще и порченую, напополам порванную и криво сшитую?

Велиар и не задавался этим вопросом, как не задаются ангелы вопросом «В чем смысл бытия?» — в продолжении бытия, конечно. Вот и смысл игры, затеянной освободившимся демоном — в продолжении игры. Близко это было второму князю ада, близко и скучно. Не было в натуре Агриэля ни азарта, ни гордыни, один холодный расчет и привычка добиваться своего. Пусть и без блеска, без почета и фанфар, а тем паче вувузел.[66] Белиал был не против и на готовенькое прийти — лишь бы прийти и воспользоваться.

Второй, всегда ты второй, кедеш, горько усмехается Кэт. Катерина слышит ее так явственно, словно пиратка стоит за Катиным плечом и шепчет ей на ухо. Ну до чего ж великолепный ублюдок, язвит Пута дель Дьябло, знает, как невыгодно быть первым — вот и не лезет поперед Денницы в пекло. Играет аккуратно, подло, наверняка. Сдает своих, чтоб чужие не боялись и подходили ближе. Ни за что не цепляется, ничему не отдает предпочтения. И уж тем более — сердца. Откуда у дьявола сердцу взяться? Часовой механизм там, безупречно отлаженный и заведенный на вечность вперед.

Между тем Агриэль уже смотрит на Люцифера, смотрит знакомым Кате взглядом, полным бескрайней, ангельской печали. Он знает, чего хочет его хейлель, и сделает, как тот велит: совершит подлог, поменяет истинное на воображаемое, превратит предмет любви в фантом — и вернет ему истинный облик, когда жертва попадется в силок. Раскрасит Катин образ желанными красками, явит идеалисту-паладину в снах, опутает паутиной морока его разум, размягченный страхом и вожделением. Коготок увяз — всей птичке пропасть. И пусть обманутый, сдавшийся, согрешивший противник благодарит духа разрушения за милосердие. Кому-то от судьбы достается не силок, а медвежий капкан.

— А еще говорят, бог есть любовь, — качает головой Катерина. — На деле это ты — любовь… хейлель. Пользуешься ею как оружием. Влюбил меня в себя, Велиара — в Кэт, Витьку — в Апрель, теперь к Дрюне подбираешься. Это ведь ты сделал? Ты, да?

Денница молчит, круговыми движениями покачивая в чашке горький осадок — и вдруг резким движением переворачивает чашку на блюдечко, но сразу поднимает ее и показывает Кате фарфоровое нутро, перепачканное кофейной гущей. Четкими черными штрихами по белоснежной глазури нарисован горбоносый рогатый профиль. Изо рта его выплывает баллон, как в комиксах. В кружке баллона написано «Yes».

— Не зря Уриил называл тебя позером, — ехидничает Саграда.

Ей хочется, прогнав к чертям надоеду-аколита, залезть к Тайгерму на колени, ткнуться лицом в изгиб шеи, прижаться виском к пижонской щетине, которая никогда не превратится в бороду. Ведь князь ада — тот еще модник. Катерину тянет снова побыть в его руках, ощутить себя девчонкой или хотя бы притвориться, нарядиться в молодость, будто в праздничное платье — и навеки застыть в нем перед зеркалом, блаженствуя и восторгаясь.

Я хочу остаться в этом мгновении навсегда! — Катерина не просит, нет, она умоляет Исполнителя желаний, князя ада, самого могущественного из своих покровителей. Хочу застыть в нем, словно в янтаре, сделай, как сделал Беленус на Бельтейне, пусть один счастливый миг заберет меня целиком, без остатка. Вот мое желание, самое постыдное, самое эгоистичное, самое истинное: останови время для меня. Пусть придут в негодность законы божеские и человеческие, ты ведь можешь, я знаю. Останови.

Но, похоже, преисподняя не властна над временем. Время здесь — величина конечная, иссякающая. Можно неделями сидеть за столиком, поглощая тонны кофе и выпечки, месяцами любоваться почти бесконечным закатом… Почти.

Однажды счастливое мгновение заканчивается — именно так, как закончилось оно, когда Беленус отпустил Катю и на смену его блаженству пришла тоска Теанны. Эти двое всегда ходят парой. Приходя поодиночке, они убивают. Вот только люди, жадные до наслаждения, забывают о тени Теанны за спиной Беленуса и выгорают дотла, дорвавшись до вожделенного, дармового, как им кажется, кайфа. Человек привык платить за удовольствие звонкой монетой, а не тихим разочарованием. И вскоре, испепеленный, ищет не блаженства, но избавления от муки. Теанна берет немалый процент за всё, что не дарит — одалживает Беленус.

Мореход замирает, как будто они с Катериной УЖЕ внутри созданной им вечности и этот долгий, долгий вдох, эта рассеянная улыбка, блуждающая по узким губам Денницы, продлятся все оставшиеся мирозданию дни. А потом отмирает и кивает согласно — так, словно произошло нечто страшное, но ожидаемое. Принцесса укололась веретеном и впала в глубокую волшебную кому.