Личный демон. Книга 2 - [12]

Глава 3 Человек погибели

Когда Кэт увидела ее в первый раз, мир был другим. В том числе и мир самой Кэт, которая была всего лишь ребенком. И в то же время далеко не ребенком. Она была закоренелой неудачницей.

Неудача вцепилась в Кэт обеими руками в тот год, когда та сильно прибавила в росте, раздалась в плечах и, что особенно вдохновляло членов семьи (а вернее, члены членов семьи), у девчонки появилась грудь. Самое время продать девку в притон разврата, да не абы куда, а в хороший, городской, решила родня. Ха! Просчитались, деревенщины. Упустили времечко, когда это свежее мясо сгодилось бы в качестве подстилки для дорогих клиентов.

Скупщики юной плоти, хватающие малышню обоего пола прямо на улицах, равнодушно отвернулись от не по годам высокой девушки. А отчетливо круглящаяся под лифом грудь, которой так гордились и Кэт, и ее семейка, вызвала брезгливые ухмылки. Ни один любитель детского тела не заинтересуется женственной статью — даром что «стать» не подразумевала ни зада, ни талии, ни ляжек. Да и грудь скорее намечалась, нежели бросалась в глаза. И все-таки деревенская крошка была отнюдь не крошкой. А значит, сутенеру Кэт не светило ни платы сверх положенного за соблюдение тайны, ни регулярных визитов богатого развратника к «своему ангелочку». Кэт была дюжинным товаром, как и все прочие «кобылки», едва разменявшие второй десяток своей молодой, но уже загубленной жизни.

Работать на панели рядом с такими же молоденькими, худущими, злыми на весь мир дешевками оказалось тяжелым и опасным делом. За лишнюю пару шагов, пройденную не по своему участку, могли зарезать. Если милый дружок[23] зазевался, удачливых девчонок уродовали их же товарки. Наваха и балисонг неплохо проводили время за подвязками и корсажами портовых шлюх, покидая нагретые убежища лишь во время прелюбодеяния. Или убийства.

К счастью, Китти, которая отчего-то сразу выдала себя за француженку (вскоре девчонка и сама забыла, откуда прибыли на Нью-Провиденс ее родители — да и были ли у нее родители), оказалась не настолько рисковой, чтобы по-глупому погибнуть в кошачьей драке. И не настолько нахальной, чтобы упустить удачу. А еще она никогда не забывала жертвовать на церковь. Семью свою Китти больше не вспоминала, но в памяти осталось несколько ярких осколков прошлого: молитвы и псалмы на все случаи жизни, душистый венок и красивое чистое платье, в которых стояла под прохладными церковными сводами и слушала собственный голос, отражающийся эхом от стен. Может, за благочестие боженька послал Кэт удачу — сказочную, невероятную.

Тот бесконечно длинный, жаркий день без единого клиента закончился тем, что толстая негритянка походя столкнула Китти в канаву. Кэт, едва державшаяся на ногах от усталости, свалилась в грязный сток. Но не разразилась площадной бранью, как сделала бы любая на ее месте, а лишь беспомощно всхлипнула, глядя на измазанное платье: в таком виде ей точно ничего не светит. Что толку кричать и ругаться? Тем более, что ее обидчица уже ушла — кому охота слушать ругань портовой девки? Оставалось только вылезти из канавы, отправляться в ночлежку несолоно хлебавши, получить тумаков от хозяина и лечь спать на голодный желудок.

Как выяснилось, негритянка и не думала уходить. Она возвышалась над Китти изваянием эшфордского черного мрамора, смотрела на перепачканную с ног до головы девчонку непроницаемым взглядом и глаза ее были желты, словно глаза бурманской кошки. Потом кивнула на корзину, стоявшую возле ее ноги. Огромная, размером с тележку, корзина была доверху забита дешевой рыбой, оставшейся от утреннего улова. Негромко бросив:

— Неси за мной, — толстуха направилась вперед. И даже не оглянулась — видать, точно знала, что Кэт побежит за нею, как собачка.

Негритянка оказалась кухаркой из веселого дома в соседнем квартале. Хозяйке дома как раз требовалась помощница — бесправное существо, у которого даже собственной комнаты нет, подменяющее девушек, когда те сбегают с любовником, болеют или беременеют, довольствующееся малым, у всех и каждого на побегушках. Китти была счастлива занять эту вакансию. Да что там, она была готова целовать своим благодетельницам руки. Но, не решаясь надоедать хозяйке, донимала своей привязчивостью молчаливую кухарку. Звали ту Абойо.

Имя ее значило «тратящая время».

* * *

И вот Абойо с Кэт снова встретились на Тобаго — бывшая кухарка и бывшая проститутка. Одна превратилась в пиратку, а другая осталась тем, кем всегда была — всемогущей ведьмой-мамбо, воплощением зла для доброй христианки, каковой себя почитала Китти. Наверное, поэтому пиратка упала в объятья Абойо, тычась лбом, мгновенно взмокшим от испарины, в плечо, пышное и темное, будто круглый деревенский хлеб.

— Катарина? — удивленно поднял брови Торо, но расспрашивать не стал — сразу увидел: тут женские дела. Один взгляд на негритянку многое сказал капитану: мастерица на все руки, кому нужно заполучить мужчину — присушит, кому нужно от мужчины отделаться — отворожит, поможет избавиться от ребенка или, наоборот, забеременеть. Остуды между собой и горячей англичаночкой (во французские корни Кэт Испанский Бык никогда не верил: ему ли не знать белобрысого окраса инглезе, а главное, буйного английского нрава, укрытого за внешней холодностью) Торо не боялся нисколько. И не ревновал. Он даже гордился тем, что Пута дель Дьябло перепробовала множество мужчин, но сейчас бешеная Китти с ним, с тем, кто выиграл ее в карты — и ничего не сделал, чтобы удержать. А дети… что ж, капитан был не против. На все воля божья.