Личное первенство - [2]
Шелешнев испытал легкую зависть к Соколову, который мог так беззаботно смеяться и шутить перед самым боем. Сам он не то чтобы волновался, но чувствовал чуть давящую торжественность этих последних минут.
Он переехал мост у Белорусского вокзала и свернул в правый рукав Ленинградского шоссе, где было несколько посвободнее.
— Ну, Алеша, к стадиону давай с ветерком! — попросил Соколов.
— Что ты, Сережа, овес-то нынче почем? — Свои редкие остроты Шелешнев произносил с таким застенчиво-смущенным видом, что его собеседникам становилось не по себе.
Промелькнул клуб летчиков, а по другую сторону — ворота ипподрома с зелеными вздыбленными конями, показалась ограда стадиона, затем толпы людей у станции метро, рекламный стенд кинотеатра «Динамо» у южного входа. Последний поворот, и они выехали на площадь перед кассами. Шелешнев всегда оставлял машину здесь, не пользуясь служебным въездом.
Первой из машины вышла Нина, оглаживая чуть помятую юбку. За ней с чемоданчиком в руках последовал Соколов. Он был в светлом пыльнике поверх белого свитера и легких тренировочных брюк. Соколов напоминал боксера из кинофильма. В своей простой, до небрежности, одежде он выглядел щеголем. Шелешнев в габардиновом пальто песочного цвета и замшевой шляпе рядом с ним казался каким-то будничным, серым. У него было хорошее мужское лицо, которое не портил слегка приплюснутый боксерский нос, но надо было долго приглядываться к Шелешневу, чтобы потом с некоторым изумлением обнаружить, что он вовсе недурен.
Их заметили ребятишки. К воротам стадиона боксеры шли в сопровождении почтительной свиты.
— У Шелешнева-то чемоданчик из крокодильской кожи, а у Соколова — нет!
— Ну и пусть! А Соколов ему как двинет!
— Жди больше! А Шелешнев его ка-ак встречным…
В халате и боксерских ботинках Шелешнев вышел в проход посмотреть встречу полусредневесов. Сейчас работал Щербаков, а Шелешнев очень любил его на ринге. Глядя на Щербакова, нельзя было не исполниться восхищением перед совершенством тренированного человеческого тела, каждая мышца, каждое сухожилие которого казались созданными для боя и победы.
Весь проход был забит людьми. Глянув через плечо стоявшего впереди летчика, он увидел, что Щербакову на этот раз приходится нелегко. Двадцатилетний Сапушкин к исходу второго раунда сохранял необычную для противника Щербакова активность. Небольшой, подвижный, он молодым петушком наскакивал на своего противника и ловко уходил от его ответных ударов.
— А ничего дерется! — заметил летчик.
— Выдохнется, — авторитетно заявил его сосед, пожилой гражданин в помятой фетровой шляпе, с худым и страстным лицом завзятого болельщика.
— Да, против Щербакова не устоишь, — согласился летчик. — Здесь дело решенное. Зато следующая пара — будет на что посмотреть.
— Нет, — столь же веско сказал гражданин в помятой шляпе, — и там дело решенное.
Алексей невольно прислушался к разговору.
— Вы думаете, Соколов?
— Нет, Шелешнев.
Ответ прозвучал столь пророчески убежденно, что Алексей вздрогнул.
— Ну, это еще бабушка надвое сказала! — усмехнулся стоявший рядом подросток.
Пожилой гражданин презрительно дернул плечом снова и обратился к летчику:
— У Соколова бровь слабая… Достаточно Шелешневу разок попасть — крышка Соколову.
«Откуда берутся такие слухи? — недоуменно подумал Шелешнев. — До чего же у болельщиков богатая фантазия!»
— Это он правильно говорит, — вмешался в разговор парнишка в белом свитере. Его правый глаз тонул в сине-багровой припухлости. — Соколов третьего дня бровь повредил во время тренировочного боя.
— А вы что, за Шелешнева болеете? — с улыбкой спросил майор.
— Я-то? Нет, за Соколова.
Этот разговор неприятно взволновал Шелешнева.
«Чепуха, — пытался он себя уговорить, — если б было так, Сергей сам мне сказал… Нет, не сказал бы и сейчас не скажет, даже если я напрямик спрошу. Не захочет, чтоб я чувствовал себя связанным в бою. Дернула же меня нелегкая выйти из раздевалки! Теперь я все время буду помнить об этом и не решусь бить в голову… Повредить бровь накануне решительных схваток! Какое легкомыслие и как это похоже на Сергея! Но, может, все-таки пустой слух? Едва ли. Парнишка с подбитым глазом, кажется, сам боксер. Ах, как глупо! Но почему ошибки таких людей, как Сережа, всегда обращаются против других? Ведь не ему, а мне будет труднее. Ну, тут я, пожалуй, не прав. Сереже придется все время защищать поврежденную бровь, выходит одно на одно…»
Он сам сознавал сомнительность своего вывода и, недосмотрев боя Щербакова с Савушкиным, удалился в раздевалку, где просидел оставшуюся четверть часа в мрачном раздумье.
Когда они выходили на ринг и позже, когда обменивались рукопожатиями с судьей и друг с другом, Шелешнев пытался рассмотреть бровь Соколова. Было ли то самовнушением или глаза говорили ему правду — кожа над левой бровью Соколова казалась тонкой, непрочной. Но густая бровь не позволяла видеть рубчик шрама, если только он действительно был.
— Бой — сказал судья, ступив назад.
Быть может, Сергей учел предупреждение, сделанное ему Шелешневым в машине, быть может, причиной тому была слабая бровь, но он начал бой с не свойственной ему осторожностью. Он был очень хорошо закрыт, и Шелешневу удалось провести лишь несколько слабых ударов по корпусу. Контратака Соколова была удачнее. Он трижды попал Шелешневу в голову и кончил раунд под аплодисменты зрителей.
Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.
В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.
В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.
Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.
Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…
Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».
В сборник входят произведения на спортивные темы современных болгарских прозаиков: Б. Димитровой, А. Мандаджиева, Д. Цончева, Б. Томова, Л. Михайловой. Повести и рассказы посвящены различным видам спорта: альпинизму, борьбе, баскетболу, боксу, футболу, велоспорту… Но самое главное — в центре всех произведений проблемы человека в спорте: взаимоотношения соперников, отношения спортсмена и тренера, спортсмена и болельщиков.Для широкого круга читателей.
В золотую осеннюю пору в крепкое охотхозяйство приезжали охотники немалого ранга, даже генералы. Егерь, сопровождавший гостей на этот раз, услышал браконьерские выстрелы и кинулся в погоню за нарушителем…
Жаворонок, жеребчик ахалтекинской породы, остался последним породистым конем на конеферме колхоза «Заря». Его тренировкой занялся молодой наездник Чары Мамедов…