Личное дело. Рассказы - [23]

Через окно он видел, как священник что-то горячо доказывает обступившей его толпе, которая начинала было униматься. И все же несколько мужиков остались с казаками обсуждать что-то у входной двери.

«А ты не думаешь, что твой хозяин уехал, чтобы примкнуть к бунтарям?» – спросил офицер.

«Помилуйте! Он слишком стар для этого. Ему далеко за семьдесят, да и сдавать он начал. Вот уж пару лет, как на лошадь не садится и ходит-то с трудом».

Офицер продолжал спокойно сидеть с безразличным видом, покачивая ногой. Тут крестьян, что разговаривали на крыльце с казаками, впустили в дом. Еще двое отделились от толпы и последовали за ними. Их было уже семеро, и среди них кузнец – отставной солдат. Слуга почтительно обратился к офицеру.

«Не соблаговолит ли Ваше благородие приказать людям разойтись? Чего ради они ввалились в дом? Негоже им так распускаться, пока хозяина нет, а я тут за все в ответе».

Офицер только хмыкнул и немного погодя спросил: «Оружие в доме имеется?»

«Да. Есть кое-что. Старинное».

«Несите все сюда, на стол».

Слуга еще раз попробовал заручиться поддержкой:

«Не велит ли Ваше благородие мужикам?..»

Но офицер так глянул на него, что слуга, вмиг передумав, поспешил кликнуть с кухни мальчишку помочь ему с оружием. Тем временем офицер стал медленно прохаживаться по комнатам, внимательно все осматривая, но ни к чему не прикасаясь. При его приближении крестьяне в передней отпрянули и сняли шапки. Им он не сказал ни слова. Когда он вернулся в кабинет, все найденное в доме оружие уже лежало на столе. Здесь была пара больших пистолетов с кремневым замком, еще наполеоновских времен, две кавалерийские сабли – одна французского, другая польского образца – и одно-два охотничьих ружья.

Офицер раскрыл окно и стал бросать туда пистолеты, сабли и ружья, а подбежавшие солдаты их подобрали. Увидев такое, крестьяне осмелели и пробрались за ним в кабинет. Офицер и бровью не повел, как будто их и не было вовсе, а поскольку дел у него здесь больше не осталось, то он молча покинул дом. Как только он вышел, крестьяне нахлобучили шапки и заулыбались.

Казаки двинулись дальше и, минуя службы и дворы усадьбы, скрылись в полях. Священник, продолжая урезонивать крестьян, медленно пошел по дороге, и его убедительные речи увлекли безмолвную толпу прочь от дома. Надо отдать должное православным священникам – великороссам, которые, будучи направлены на служение в чужие края, как правило использовали свое влияние на прихожан во благо мира и человечности. Верные духу своего призвания, они всеми силами старались умиротворить волнующееся крестьянство и противостоять грабежам и насилию. В этом они шли против ясно выраженной воли властей. Некоторые за это даже пострадали, без всякого предупреждения их высылали далеко на север или в сибирские приходы.

Слуге не терпелось выпроводить пробравшихся в дом крестьян. Разве, спрашивал он, можно так вести себя по отношению к человеку, который, даже не будучи владельцем, на протяжении стольких лет проявлял лишь доброту и отзывчивость, а на днях даже уступил два луга под выпас деревенского стада? Не преминул он напомнить и о том, как во время вспышки холеры пан Николас заботился о больных крестьянах. Все это было чистой правдой и прозвучало столь убедительно, что мужики уже начали почесывать в нерешительности затылки. Слуга продолжал, указывая на окно: «Гляньте-ка, ваши все уже отправились по домам, поспешили бы и вы, дурачье, за ними, да молите Бога, чтобы простил вам грешные помыслы».

Они последовали его призыву, но не к добру.

Ринувшись гурьбой поглядеть, не врет ли слуга, крестьяне опрокинули письменный столик. Внутри звякнула монета. «Да у них тут деньги спрятаны!» – завопил кузнец. Крышку изящного столика немедленно разнесли в щепки, и на всеобщее обозрение предстал ящичек с восьмьюдесятью полуимпериалами. Даже в те времена золотые монеты были в России в диковинку, их блеск раззадорил крестьян. «В доме должны быть еще деньги, заберем себе все! – воскликнул отставной вояка. – Время-то военное!» Остальные уже кричали в окошко, призывая уходящих воротиться и помочь. В один миг вокруг священника не осталось ни души. Он всплеснул руками и поспешил прочь со двора, не желая видеть дальнейшего.

Радея за монетку, мужички разгромили весь дом. Они так рьяно орудовали ножами и топорами, что, по словам слуги, в доме и целого стула не осталось: разбили несколько дорогих зеркал, все окна, всю посуду и фарфор; выбросили книги и бумаги на лужайку и, просто забавы ради, подожгли. Одной-единственной уцелевшей вещью оказалось маленькое распятие слоновой кости, которое осталось висеть на стене разгромленной спальни пана Николаса над беспорядочной грудой ковров и разнесенной в щепки кровати красного дерева.

Заметив, что слуга пытается ускользнуть с лакированной шкатулкой, они ее отняли, а упиравшегося слугу выбросили из окна столовой. Дом был одноэтажный, но с высоким цоколем, и удар оказалось столь сильным, что слуга остался лежать обездвиженный до самых сумерек, когда повар и конюх осмелились выйти из своих укрытий и забрать его. К тому времени мужички уже ушли и унесли шкатулку, полную бумажных денег. Так они решили. Выйдя в чисто поле и вскрыв ее, они обнаружились документы на гербовой бумаге, орден Почетного легиона и Крест Храбрых. Увидав кресты, в которых кузнец признал награды, что только царь один дарует, они страшно испугались содеянного и, покидав все в канаву, бросились врассыпную.