Личинка - [6]

– А Венера?

– Я и сам слишком часто шучу по ее поводу.

– Пойдемте. Все равно надо перетащить рюкзаки, солдаты ведь ко мне

шли.

– Я понял.

Хотя ожидал увидеть еще одного военного. На мужчине было короткое

серое пальто, широкие черные брюки, серый свитер с высоким горлом и

дорогая с виду обувь. То есть абсолютно все, чтобы контрастировать с

пропотевшими солдатами в одинаковой форме. Я оценил. Его звали

13

Валентин.

Как в дальнейшем показала экспертиза, смерть наступила примерно в

тот момент, когда я еще валялся в утренней постели Коли. Когда я

поплелся за очередным спасителем, тело, наверное, уже давно остыло. Я

поплелся за Валентином – человеком, в которого уже успел влюбиться.

Примерно в полдень.

Огромное окно, пасмурный день, как плесенью, облеплены снегом

деревья. Снег валит хлопьями и не закончится до глубокой ночи. Я стою

возле окна и угадываю сквозь метель башни Кремля. Глухо бьют куранты.

Менторским тоном Валентин втолковывает что-то трем солдатам. Я к

ним спиной и слышу обрывками:

– Это старайтесь не потерять. Работа не для белоручек. Это намного

важнее. Все, ребята, удачи.

Солдаты громко его благодарят и обращаются ко мне:

– Ну видите, мы вам все-таки помогли.

Желание не быть обязанным опять сыграло со мной шутку. Еще не успев

обернуться, я представляю, как мне приходится делать всем троим

фирменный минет. Взвод, стройсь!

Но они сами меня спасли:

– Вы помогли нам, а мы – вам.

– Ах! Вот оно что! Да-да, спасибо.

– Все, вы в расчете, – поставил точку Валентин и необидным жестом

указал на дверь.

Мы остались вдвоем. Мы вдвоем уже целый день. Болтаем, едим,

находимся друг от друга на почтительном расстоянии. Никакой искры не

пробегает, я уже боюсь потерять его навсегда. Мне хватило нескольких

часов, чтобы привязаться к совершенно незнакомому человеку. Потому что

я влюблен. Впервые за десять лет.

Валентину все это может показаться скучным, а мне хватает воспитания,

чтобы даже не заикнуться. Хотя он удивительно предупредителен и добр.

Я, может быть, даже разочаруюсь, если все это он делает ради

перепихона. Совершенно точно разочаруюсь.

Но я до смешного влюблен. На моих глазах Валентин разбил чашку, два

14

раза обжегся, несколько раз споткнулся. Такая неуклюжесть в других

вызвала бы во мне только презрение, а в Валентине она почти

очаровывает. Ведь я требователен к мужчинам, и в этой требовательности

есть увесистая доля обыкновенной злобности. Мужчина не имеет право

споткнуться в моем присутствии, если споткнется – он падает в моих

глазах. К женщинам это не относится, я никогда не чувствую себя

совершенней в присутствии обжегшейся или порезавшейся женщины.

Валентин произвел на меня впечатление своей солидностью. Своей –

это просто исходит от него – важностью. А я достаточно романтичен, чтобы

влюбиться в кого-то подобного. В человека, за которым мне хотелось бы

тянуться. Это большая редкость, если честно. Я считаю себя умным, и от

этого моя разборчивость становится только циничней. Валентин, по

крайней мере, загадочен. Но подождем, когда он положит мне руку на

коленку – и эта блажь исчезнет без следа.

Слабость – вот, за что я презираю человечество. Когда я сосу у мужика, я

наиболее явственно вижу его слабость. Он не способен меня остановить,

потому что не хочет. И в этом его ничтожество. А потом я смотрю на его

член, заглатываю поглубже и презираю самого себя. Потому что и я не

горазд сдерживаться.

Валентин взглянул на меня, пока я думал обо всем этом, и широко

улыбнулся.

– К сожалению, вам нельзя здесь ночевать, – сказал он.

– Я и так уже злоупотребил вашим временем.

– Это неважно. Сейчас, я сделаю несколько звонков, и мы подыщем вам

пристанище.

– Желательно, чтобы из окон там открывался хороший вид.

– Хм, боюсь, этого я как раз не могу гарантировать.

– Надеюсь, хотя бы окна там будут.

– Сейчас узнаем.

Валентин набрал несколько номеров. Везде не отвечали. Где-то на

четвертый раз, он заговорил удивительно официальным и властным

тоном.

– Нина Владимировна, мне необходимо поместить человека на ночь, –

заявил он с ходу, даже не поздоровался.

Поместить меня. Докатились. Даже если он не будет ко мне приставать –

15

а он не будет, похоже, все-таки вышла ошибка. Этот человек выполняет

что-то вроде долга.

– Нет, это не солдат… Нет-нет… Что за вариант?.. Подойдет. Я

записываю.

На клочке бумаги Валентин написал продиктованный адрес. Не

попрощавшись, бросил трубку и протянул ошметок мне.

Площадь Маяковского. Дом за гостиницей «Пекин». Центр – прямо шик.

– А вы занимаетесь благотворительностью? – спросил я ехидно.

Валентин не понял, о чем я.

– Это ведь похоже на благотворительность. Хотя бы на ее изнанку.

Я начал дерзить. Грустный признак. Я понимаю, что вот сейчас мы

распрощаемся. Я понимаю, что его гостеприимство – знак благородства,

но не внимания непосредственно к моей персоне. Он знает о моем