Я не знал, что и в
пытках
есть классовые различия.
Грэм Грин
Когда я снял с глаз повязку, началась моя вторая жизнь.
Конечно, я не думал о втором рождении, сидя на снегу, весь в лохмотьях
и синий, я даже никого не проклинал. Потому что, во-первых, совершенно
не помнил, что со мной произошло и кто именно виновник моего, мягко
говоря, жалкого положения, а, во-вторых, зуб на зуб не попадал – я был
увлечен совершенно иными вопросами. Где я? Что за черт?! Я еще жив??!
Я не подумал о втором рождении, с облегчением я констатировал, что
вообще жив, что в кромешной заднице, но все ж таки скриплю. Сделалось
нестерпимо холодно. Когда я был еще в повязке, я просто чувствовал, что
моему телу неуютно, что, прозрев, вряд ли обнаружу себя в
предпочтительном месте и виде, но когда я ее наконец содрал и,
привыкнув к темноте, различил заскорузлость снега и непроходимость
дремучего леса – мне стало нестерпимо холодно.
Мою одежду рвали прямо на мне, ноги не связали, но на руках, которые
почему-то не заломили за спину, красовался внушительный морской узел
из бечевки. Чтобы хоть как-то согреться, я стал анализировать в данный
момент бессмысленное: надо мной измывались непрофессионалы,
специалисты бы все-таки связали руки за спиной, и о ногах бы не забыли,
и кляп бы в рот заткнули, как в фильмах бывает. Хотя кричи, не кричи в
таком лесу – все равно никто не услышит. Вот я и не стал кричать.
Профессионалы это были или нет, одно из двух: или они просто
сплоховали, или хотели, чтобы я выжил. Я как-то не решился
противоречить второму варианту, поэтому встал и, на каждом шагу
запинаясь о кочки и уродуя босы стопы стекловатыми ветками, потащился
к блеклому просвету в деревьях.
1
*
Моим спасителем оказался лось. Его я первым встретил, когда кое-как
выбрался на опушку леса.
Лось мирно жрал какие-то ошметки из выдолбленной в поваленном
дереве миски. Добрые люди постарались. А, может быть, просто не хотели,
чтобы животные в поисках пищи приходили в деревню. Хитрые.
Лось коротко глянул на меня и продолжил трапезу. Мне было холодно, но
не страшно. Лось не почувствовал вибраций страха и посему не
обнаружил во мне врага. Очень трогательно с его стороны. А я вспомнил.
Я вспомнил, что уже видел такую миску на опушке леса, и вспомнил, как
отец объяснил мне ее предназначение. Я уже был в этом лесу. Конечно же,
я был в лесу около собственной дачи.
Естественно, это открытие не сулило мне спасения. На мне окаменели
кусочки одежды, но в карманах ключи от дачного дома почему-то не
завалялись. Однако я знал, где именно нахожусь, без особых потерь
добрался до цивилизации и завладел увесистым шансом выжить.
Ноги уже отказывались передвигаться. Я отморозил себе абсолютно все,
кроме сердца. Оно бешено билось. Видимо, из последних сил. Откуда я
знал, в какой дом стучаться? Зимой никто из наших соседей не жил здесь.
Надо идти на станцию, а это еще несколько километров пешего хода,
чересчур ироничного в моем случае. До сторожа тоже далеко.
В доме приятеля моего детства горел свет.
Стучался я недолго. Из окна с ружьем наперевес на меня смотрел сам
Коля. Изо всех оставшихся сил я понес полную околесицу:
– Коля! Это я. Ты меня не помнишь, мы не виделись десять лет. Но в
детстве ведь дружили! Не самой настоящей дружбой, но лягушек вместе
мучили. Помнишь, ты вставил одной соломинку в жопу и надул ее?
На этих словах я бухнулся в сугроб, потеряв сознание.
Человеческий организм потрясающ в своем нежелании погибнуть.
Правда, этот талант проявляется только в критических ситуациях.
2
Наверное, так устроено наше сознание, мы способны умирать только
медленно, а если она, старая и с косой, вот прямо здесь и без всяких
предупреждений – будем сопротивляться изо всех сил. Что мне помешало
умереть в лесу, под деревом, с веревкой на руках, и послужить десертом
лосям? Я скорее согласился бы курить всю жизнь и умереть в девяносто
шесть лет от рака легких, чем погибнуть со скрюченными от холода
пальцами, заметно погрызенными милым лосенком. Он так забавно
хлопал глазами и дергал маленькими, но слишком тяжелыми для него
рогами. Ах, совсем забыл, драматизируя, – он же травоядный… Или мы
воспитаны так? С твердой уверенностью, что умрем без особых мучений в
собственной постели. Но никак не в зимнем лесу, оказавшись там черт
знает как!
Коля сразу вспомнил, кто я, стоило лишь упомянуть замученную до
смерти лягушку. Такое, действительно, не забывается. И соучастников
убийства не запамятуешь. Никогда не думал, что придется на это
положиться. Он выходил меня, сказал, что страшно переживал, очень
