Лица - [176]

— Ладно, капитан. Но для меня здесь все детки. У нас нет званий. Достаточно было этих трахнутых званий в армии. Если ты здесь работаешь, то ты «детка» или «Жени» или как еще кому вздумается тебя назвать. Будешь делать то же, что и я. Оперировать станешь лишь часть времени, а большую часть придется работать санитаром, сестрой и даже целой бригадой уборщиц. И зарплату хирурга не жди. Близко к тому не получишь. Хирург с Восточного побережья, вроде тебя, мог бы разъезжать на трахнутой спортивной машине, а на то, что тебе предлагаю я, купишь только подержанную — а то еще и мотоцикл. Говорю тебе сейчас — ты не выдержишь, детка. Я здесь за старшего, и у меня все как в чертовой армии. Никаких увольнительных, и я не признаю усталости. Ежемесячных передышек тоже нет. Суровое место для женщины, особенно для такой обалденной. Здесь секс тебе ни к чему, образование тоже. Нужна лишь пара рук, и они принадлежат мне. Так что видишь, доктор, не то это место.

— Пошел ты, — в первый раз в жизни выругалась Жени и, оттолкнув Макса, протиснулась в дверь.

А он морщился изнутри на солнце:

— Эй, детка, хочешь, приходи завтра в восемь утра.

Жени шла, не оглядываясь.

По дороге обратно в Биг Сур во взятой на прокат машине Жени пыталась разобраться в мешанине мыслей и чувств. Чувства оказались явно сильнее. Настолько сильнее, что она, не размышляя, согласилась на работу с Максом. А тот был настолько черствым, что в ответ продолжал ее обижать.

С таким человеком она работать не могла. Особенно после того, как узнала о столь скудном вознаграждении. Это значило бы похоронить мечту о собственной практике. В Нью-Йорке она все взвесила, напомнила себе Жени, и пришла к выводу, что прежде всего следует заработать денег.

И почему она сказала Максу, что будет с ним работать, нравится тому это или нет? Такие заявления были не в ее характере: она привыкла взвешивать свои шаги и не принимать необдуманных решений. Не потому ли, что почувствовала, что в ней здесь нуждаются? Или это просто реакция на клинику Кутюр, чья помпезная роскошь казалась насмешкой над простотой здешней больницы?

Рядом с насыпью шоссе № 1 расстилался океан. Над водой летали пеликаны. Всю дорогу Жени ехала с опущенным стеклом, и ветерок овевал ее лицо свежестью деревьев и моря. В четыре, когда Дэнни закончил съемку, она будет с ним снова, почувствует, как от его прикосновений оживает кожа, ощутит естественный аромат его тела, манящий сильнее, чем запах цветения. Их губы сольются воедино, и они, как ночью и утром, снова отдадутся друг другу. Она ощутит свободу и растворится в его светлой радости, светлее, чем сверкающий в потоках солнечных лучей океан справа от шоссе.

Стрелка спидометра застыла у семидесяти. Она отпустила ногу и снизила скорость. Пятьдесят. Решение было принято за нее еще до того, как она села в самолет. Дэнни.

Когда она приехала, он был уже в отеле и ждал во дворе у входа в их коттедж. Жени выпрыгнула из машины, но что-то в его лице подсказало, что у Дэнни не все в порядке.

— Ты не снимаешь…

Он быстро поцеловал ее:

— Проблемы с камерой. Может быть, саботаж. Операторская бригада требует прибавки и выплаты вперед.

Они вошли внутрь и сели на кровать, и Дэнни начал рассказывать о трудностях с труппой, съемочной бригадой, о нехватке денег.

— Все одно и то же. Спонсоры охладевают, средства не поступают так, как было обещано, — он выглядел скучным, разочарованным. Никогда Жени не видела Дэнни таким. Его бьющая через край энергия казалось такой же его неотъемлемой чертой, как и черные кудри.

Он нежно погладил Жени по волосам:

— Может быть, все эти годы я переоценивал себя, — его голос звучал глухо. — А на самом деле мне и нечего предложить.

— Не говори так.

— Бывший человек, которого вовсе никогда не было, — Дэнни отрывисто рассмеялся и отнял от ее волос руку. — Я тебе не рассказывал, как расхвалили мой последний фильм «Судорожное движение»?

— Замечательно. Где же?

— На страницах некрологов. Самая короткая в истории жизнь. Создателя благосклонно сравнивают с авангардом. Замечают только, что у него недостало приличия умереть вместе с другими авангардистами, — он поднялся и прошелся вдоль кровати. — Я попытался создать роман из основ квантовой теории. Фантазия нашего века. Думал, фильм сплетет воедино науку и искусство, землю и космос. Оказалось, до этого еще множество световых лет. Но звезды будут мертвы, когда их свет достигнет экрана.

— Дэнни…

Он перестал расхаживать.

— Иди сюда.

Жени раскрыла объятия, и он бросился в них, губами прильнул к ее рту и соединенные они упали на кровать. Они целовались до тех пор, пока Жени не оттолкнула его, чтобы набрать воздуху. Он поднял ее юбку, нащупал рукой трусики.

— Сырые, — удивленно произнес он.

— Давай.

Он разделся наголо, снова лег и тут же овладел ею, без игр, без ласк. Она хотела объять его всего, с его разочарованием и гневом, превратить их в грубое желание, чтобы разочарование и гнев он излил в нее.

Сжимая ее ягодицы, он был глубоко уже в ней, но не отводил глаз от лица. И Жени не опускала век, видела его гримасу оргазма, сама ощутила наивысшее напряжение и следом за ним освобождение. Волнами снова и снова, пока едва могла дышать, хотела остановиться, но, как на воде, продолжала качаться. Потом волна замедлила свой бег и наступил покой.