Лица - [169]

— Здесь требуется усердие, — терпеливо объяснил он. — Нужно многое изучить. Опыт — лучший педагог.

— Доброй ночи, доктор Ортон.

— До свидания, доктор Сареева, — он пытливо посмотрел на Жени. — Приятно будет работать с вами.

На улице на Жени накатила тошнота. Она вспомнила закрытую библиотеку и Бернарда, лежащего в луже крови.

Как только пресса обнаружила «Слонового мальчика» Ортона, так больного быстро окрестили корреспонденты, за врачом стали ходить по пятам в надежде на «чудесный» исход операции, что могло бы стать сенсацией на страницах газет и экранах телевизоров. Другие преследовали Ортона по иным причинам… Слухи о его роли в самоубийстве Сэлли Брайт настоятельно циркулировали в госпитале. Вместе с тем, коллеги-хирурги и весь персонал госпиталя были обеспокоены: случай с фиброматозом стал широко известен за пределами больницы, в то время как другие пациенты Ортона страдали от забвения и невнимания. Было необычайно много осложнений. С тех пор как умер ветеран, через неделю после неотложной операции, еще два пациента Ортона — участники войны и, по-видимому, здоровые люди — скончались на операционном столе, один через три дня после другого.

Одни из коллег подозревали спиртное, другие считали, что дело в эмоциональном срыве, третьи полагали, что Ортон страдает потерей памяти или плохо координирует движения. Слово «раскоординация» возникало все чаще и чаще в спорах врачей, но только в своем кругу. Они понимали, что это серьезное обвинение, требующее веских доказательств.

Жени отметила необычные осложнения и смерти, но в спорах врачей не участвовала. В госпитале она слыла протеже Ортона, и ее сознательно исключали из этих дискуссий или ограждали от своих суждений.

В два часа ночи Жени по-прежнему лежала без сна, в десятый раз передумывая, что можно было сделать. Ясно было лишь одно — с Ортоном она больше работать не будет. Жени не представляла, как он может ее принудить. Хотя, конечно, он мог использовать свое влияние, и так же, как сделал ее старшим врачом — понизить в должности или даже уволить. Хотя в последнем она сомневалась — после смерти Сэлли Ортон вряд ли решится на необычные поступки.

— Слегка — и не более — она жалела, что не будет участвовать в новаторской операции. И лежа без сна, продумывала, какие шаги предпринять.

Если она выдвинет официальное обвинение, Ортон безусловно откажется и обратит обвинение против нее самой. Ее представят неуравновешенной, как Сэлли Брайт. Жени знала, что сексуальные извращения не являются основанием для судебного преследования, если только он не направлял их против своих пациентов, а такого, она была уверена, быть не могло, или если будет доказано, что он непосредственно виновен в смерти Сэлли, а это тоже было маловероятно. Даже если бы удалось доказать, что он склонил подчиненную к извращенному акту — Сэлли была совершеннолетней. Кто поверит, что сама Жени не согласилась на это добровольно?

Жени не с кем было даже поделиться, не кому рискнуть обо всем рассказать. Конечно, кроме Чарли, но ее сочувствие ничего не даст. Нужен был некто равный Ортону по силе и влиянию.

В четыре утра Жени решила обратиться к Эли Брандту. Она уговорила себя подождать и смотрела, как стрелки часов движутся к семи тридцати. И тогда подняла трубку и, сознавая, что может подойти его жена, набрала номер Эли.

Он ответил сам и, узнав, что Жени хочет его видеть по срочному и деликатному делу, пообещал встретиться с ней вечером.

Эли ждал ее в вестибюле «Платцы» и повел в «Оук-бар», где их усадили за столик у окна. Жени была слишком возбуждена, чтобы любоваться Центральным парком, не смотрела она и Эли в лицо, думая о том, что должна ему сказать.

— Жени, в чем дело? Обещаю, я тебя не укушу.

Она подняла глаза и, встретившись с ним взглядом, улыбнулась, почувствовав себя спокойнее. Его глаза она знала много лет, помнила солнечные искорки, мерцавшие в них. Когда-то в них она увидела собственное будущее. Старалась предстать в них лучшей.

Друг и учитель с тех пор, как она была еще подростком. Жени тяжело вздохнула:

— Речь идет об Ортоне.

— О Билле Ортоне? А что с ним такое?

Несколько лет назад она защищала его от Эли, а тот был доволен, что устроил ее к нему на работу.

— Не знаю, с чего начать, — она остановилась и улыбнулась. — Извините, я говорю, как героиня из мыльной оперы.

— Я не видел тебя такой расстроенной, — Эли заботливо наклонился к ней. — Ты здорова?

— Я здорова. А вот Сэлли Брайт умерла, — она рассказала о самоубийстве, о котором он смутно слышал, о разговорах, ходивших вокруг этого. Рассказывая, она вдруг вспомнила восклицание Сэлли перед тем, как та упала в обморок: «Ортон его искалечил». Внезапно все «совпадения» — смерти и осложнения с больными — сложились в схему.

Жени помолчала, прикидывая, в каком порядке рассказать все Эли: начала со смерти Сэлли Брайт и закончила своей встречей с Ортоном накануне вечером. Но не могла открыть Эли, что случилось на самом деле, а просто сказала:

— Он делал мне очень сомнительные предложения.

Улыбка играла в уголках губ врача:

— До этого я и не знал, что старик имеет представление о сексе. Считал его святым что ли, монахом. Ни разу не был женат, никаких слухов о том, что он имеет гомосексуальные наклонности, ни малейшего следа женщины. В медицинской школе мы за его спиной шутили, что у него комплекс спасителя. И что ты знаешь?