но он предъявляет нам при этом
живое сознание искателя истины. Он не просто информирует нас о том, что делалось в Древней Греции или в немецком антиковедении, но он знает эти сюжеты как бы
изнутри своей жизни. Это – поразительный ученый, он добывает действительно новые знания! Но у него весь процесс познания совершается в конце концов и в начале начал непременно при
свете сознания (вспомним цветаевское выражение «искусство при свете совести»: кстати,
совесть и
сознание во французском языке, например, выражаются неспроста одним и тем же словом). И вот теперь вернемся к книге Виктора Петровича Троицкого. Автор начинал свой творческий путь как специалист в области информатики. Информатика – знание об информации как научной категории, как аспекте объективированной реальности. Головокружительная системология, системология о системологии, сложная система знания о сложных системах, информатика в прогрессии и саморефлексии… Я просто ничего в этом не понимаю. Нет, не совсем так: я помню определение информации, данное Шенноном, сам когда-то этим увлекался, читал Бриллюэна, Эшби и так далее и тому подобное. И все это пытался сделать средством какого-то научного синтеза на службе роста «объективного знания». Все это было. Помню, что в последние годы моего обучения на химфаке говорили о «химической кибернетике», ею там занимался, помнится, В. В. Налимов. Но вот, например, через месяц (это – символ неумолимости земного времени) – где будет тот снег, в котором мы сейчас вязнем и утопаем? Все это уходит куда-то. И вот тут-то выплывает знание: я имею в виду, условно говоря, второй период творческого пути автора этой книги. Вот мы читаем работу Виктора Петровича «О периодической системе начал». Это уже знание. Понимаете, философия – это звучание в трех тональностях: в тональности «кто», «что» и «как»
(кто в каком
что и
как воплощал свой опыт поиска и встречи с истиной?). И вот, наконец, читая очерк «Русский Прокл» (я имею в виду упомянутое мною выше эссе, а не статью под тем же названием, вошедшую, кстати, в представляемую книгу), я вижу в этом очерке, если это грубо изобразить, восхождение к
сознанию. Понимаете, какая вещь? Информация всем нужна. Без нее невозможны ни знание, ни сознание. Знание нужно уже меньшему числу людей, хотя к нему тоже рвутся. Грубо говоря, его тоже можно выгодно продать. Но сознание никому не нужно, совершенно никому не нужно! Это не рыночный «продукт». Не кажется ли вам, что мы как олицетворенные сознания никому вообще не нужны, если вся человеческая реальность ограничивается массовым обществом с его цивилизацией? Никому не нужен я, никому не нужны Виктор Петрович, Елена Аркадьевна Тахо-Годи, Аза Алибековна (великая Женщина!). Нужна информация, на худой конец еще, кажется, нужно знание. Но если мы не культивируем сознания, то мы ничего из мира этих категорий не достигнем, вообще-то говоря! А ведь философия, по слову Мамардашвили, о котором в связи с А. Ф. Лосевым говорит в своей книге и В. П. Троицкий, это действительно
сознание вслух, сознание в открытом диалоге с другим сознанием. На самом же деле нам нужнее всего то, чем сегодня, кажется, максимально публично пренебрегают. Только через «имплементацию» информации и знания с сознанием они входят не только в цивилизацию, но и в КУЛЬТУРУ И вот теперь я просто советую вам прочитать эту книгу. Я сам ее прочел не всю, не успел. Но то, что я прочитал, написано человеком, которому есть что сказать об Алексее Федоровиче Лосеве.
И на десерт я хочу остановиться на примере, который более живым образом раскроет вам саму идею того, что я попытался выразить несколько отвлеченным образом, говоря о трех категориях культуры. Это связано с именем Михаила Осиповича Гершензона, человека, в общем-то эпохи лосевской молодости, человека глубоко музейного и тоже нечуждого всем этим трем перечисленным категориям. Информатор он великолепный – кто больше, чем он, просиживал штаны в поисках информации? Кстати говоря, его научная студенческая работа была посвящена Эфору, греческому историку IV в. до н. э., которого почти никто не знает («Аристотель и Эфор»). Но я остановлюсь на другом эпизоде его биографии. Жуткой зимой не помню какого точно года, кажется 1900-го, он поехал в деревню Акшено для встречи с Тучковой-Огаревой, и она передала ему не только цилиндр Герцена, но и несметное множество писем деятелей русской культуры первой половины XIX в. И в одном письме он пишет, что ни на лекциях в университете Москвы, ни тогда, когда учился в Политехникуме, он не узнал того, что узнал в Акшене, не листая даже старых писем, а просто воочию увидев и пережив саму атмосферу старого дворянского дома, которая никакими информациями (это я уже на наш язык перевожу), никакими знаниями исчерпана быть не может, но только лишь какими-то сверхтонкими органами сознания может быть как-то схвачена и оценена. Приоткрывшееся ему ни на какой абстрактный язык вообще не транскрибируется. Вот если мы к этой сфере будем прикасаться подобным образом, всем сознанием, изучая жизнь и наследие Алексея Федоровича Лосева, то я думаю, что этот потрясающий феномен долгие-долгие годы будет питать нашу культуру в ее стремлении ввысь. В философии, истории, в культуре в целом все дело в
